День гнева

Микаэла представила себя с Синдре в одной постели и Анну Андерсон рядом на стуле. Так ли ей обязательно находиться с ним всю ночь?

Но что если это действительно необходимо? Микаэла преодолела последнюю ступеньку, подошла к дверям спальни и замерла, взявшись на ручку. Нужно ли стучаться? Странно было бы делать это в собственном доме. Пока Микаэла размышляла, как ей себя вести, изнутри послышался звук.

Она прижала ухо к двери – звук повторился. Это был голос боли, который извлекали из Синдре демоны. Микаэла замерла на месте. Теперь звук слышался отчетливей и больше походил на стон. Тут Микаэла поняла, что первый, прерывистый, исходил от Синдре, а этот протяжный стон был скорее Анны.

Обман раскрылся. Микаэла повернулась и побежала вниз по лестнице.

41

Они стояли с торцовой стороны дома и смотрели на ров, который с утра выкопал Петер. Узкий и не особенно глубокий, он отходил от будущего пруда вниз по спуску. Эва была в утреннем халате. Примерялась, высчитывала – хватит ли глубины.

Петер кивнул. Он оперся на лопату. По голому торсу, мускулистой спине стекали ручейки пота.

– Думаю, да, – ответил он.

– Но пруд слишком большой, тебе не кажется?

– Будет еще изоляция и камень. Ну и очистительная система займет некоторое место. И потом, разве ты не хотела… мозаику?

Эва вздохнула. Поначалу это была только идея, но потом возник образ. И, как часто бывает, как только идея, пусть даже в воображении, обрела зримые формы, потребность ее осуществления стала настоятельной. Копать было решено за домом. Посредине решили сделать фонтан, где била бы поступающая в пруд свежая вода. Вывод воды решили оформить в виде порогов, спускающихся к лугам.

Петер протестовал. Это для детей, объяснила Эва. Рыбки всех цветов радуги полностью воссоздадут палитру, которую использовал Господь в дни Творения.

Эва строго, как умела это делать только она, посмотрела на мужа и спросила, когда все будет готово.

Петер копал каждые выходные, уже, как ему казалось, все лето, и работа близилась к завершению.

– Послушай, – сказал он, когда они с Эвой подошли к краю будущего русла и попытались представить себе, как все это будет выглядеть, – я тут подумал, почему бы нам не застраховать твою жизнь?

– Что?

– Я навел кое-какие справки, это совсем недорого… Есть варианты страховок за несколько десятков тысяч крон, по которым выплачивается миллион… Примерно такое соотношение.

Эва повернулась к мужу и попыталась поймать его взгляд, но Петер снова оперся на лопату и разговаривал скорее с канавой, которой в будущем предстояло стать водостоком с порогами.

– Петер.

– Да?

– О чем ты?

– Просто подумал, что это неплохая идея… Ради детей.

Эва не знала, что на это ответить. Просто представила себе, как Петер изучает сайты страховых компаний и сравнивает цены.

– Нет, я просто подумал… – осторожно объяснил он. – Синдре, к примеру, именно так и сделал.

– Что он сделал?

– Купил страховку.

– На меня?

– Нет, нет… – натянуто рассмеялся Петер. – На Микаэлу.

– Синдре застраховал жизнь Микаэлы, своей жены?

– Ну да, теперь многие так делают… Я подумал, может, и нам… ну, с учетом того, что ты…

«Иди к черту, Петер Скуг, – подумала Эва. – Иди к черту вместе со своими рейсами, дурацким прудом и Лилиан Грёнберг в комнате для гостей».

42

Название «Стокгольмс Сёдра» появилось в связи с выбором ирландской авиакомпанией «Райан эир» головного аэропорта в Швеции. Но люди часто путали его с железнодорожной станцией «Сёдра» в Стокгольме, и тогда прежний «Нючёпинг-Укселесунд» стал именоваться «Стокгольм Скавста», что могло сбить с толку разве неопытного иностранного туриста, потому что на самом деле аэропорт располагался в доброй сотне километров от шведской столицы.

В половине пятого утра одного из субботних дней на октябрьских каникулах Юнни Мохед стоял у модернизированных ворот похожего на ангар терминала и ждал. Дул холодный ветер. В кармане куртки Юнни лежал паспорт и два билета – один на его имя, другой на имя жены. Кем-кем, а паникером Юнни никогда не был, но сложившаяся ситуация говорила сама за себя.

Анна жила у Форсманов в Гренсте и заходила раз в неделю за вещами. Она никогда не брала одежды больше, чем на неделю, и поначалу Юнни каждый раз надеялся, что эта неделя последняя. Но проходили месяцы – один, второй, третий – и ничего не менялось. При этом ее гардероб по-прежнему оставался в Римбу.

Она никогда не предупреждала о своем появлении, и это означало, что Юнни по чистой случайности оказывался дома. Он работал в парке Хандельстредгорден, и для Анны было бы проще простого не застать его дома, но она не утруждала себя даже этим.

Три недели тому назад, в субботу, в первой половине дня он сидел перед компьютером и играл в «Диаболо», когда с наружной стороны двери в замке защелкал ключ. Юнни поставил игру на паузу, развернулся на стуле и тут увидел ее, свою законную супругу, ставшую чужой.

– Привет, – сказала она, – не хотела тебе мешать. Мне только нужно кое-что сделать.

– Все в порядке, – успокоил ее Юнни. – Ты ведь живешь здесь.