День гнева

Филадельфийской общине Кнутбю больше нечем заинтересовать его. По крайней мере, здесь нет ничего интересного, что не было бы делом рук самого Синдре. Он сам создает себе проблемы, чтобы решать их, а такая жизнь рано или поздно наскучит кому угодно.

Синдре кивает в знак подтверждения, и лица пасторов делаются счастливыми.

50

Анн-Луиз Бакхаммар сидит в кабинете Синдре в приходском доме и спрашивает, куда ей лучше обратиться насчет ремонта труб. «Трубы Нильссона» – местное предприятие, но другой вариант дешевле – крупная сетевая компания с отделением в Уппсале. Анн-Луиз почти десять лет проработала учительницей рисования в школе, и Янне Нильссон – ее бывший ученик. Какими глазами она будет смотреть на него, встречая в «Иса» или банке, если предпочтет ему уппсальского конкурента? С другой стороны, они с мужем пенсионеры, а в «Трубах Нильссона» с клиентов дерут три шкуры.

– Помогите нам выбрать правильно, – просит Анн-Луиз и смотрит на Синдре Форсмана умоляющими глазами.

Окна над столом выходят на парковку позади приходского дома, но после попытки взлома прошлым летом их укрепили массивными решетками. Снаружи мокрый после дождя асфальт и автомобили, но Синдре мало что видит из этого. Он как будто заперт, замурован в четырех стенах, и это чувство редко бывало таким невыносимым, как сегодня. Он думал открыть окно, но снаружи чертовски холодно. С другой стороны, ему нужно дышать.

– Понимаю, – отвечает он Анн-Луиз. – Что если я приоткрою окно?

– Каково мнение господина пастора насчет воли Иисуса? – спрашивает она.

«Черт, у Иисуса полно забот и без твоих труб, – хочет сказать ей Синдре. – Ему все равно, откуда ты пригласишь сантехника».

Это зашло слишком далеко. Усилиями Эвы и Синдре приходской дом превратился в универсальную службу, совмещающую функции «Скорой помощи» и полицейского участка. Они обращаются сюда по любому поводу, пусть даже самому ничтожному. И с тех пор как Эва отстранилась от дел, Синдре приходится одному принимать посетителей, которые никак не хотят оставить его в покое и задают вопросы, ответов на которые у него нет.

Синдре косится на график работы на выходные, который он хотел переделать утром, да так и не продвинулся дальше середины. Помешала тетушка Бакхаммар.

– Иисус хочет, чтобы вы выбрали тот вариант, который вам больше подходит, – говорит он.

– Но в том-то и дело, что я не знаю, который из двух?

– Но Иисус этого тем более не знает.

Синдре из последних сил сохраняет дружелюбный тон.

– Как себя чувствует господин пастор? – участливо интересуется фру Бакхаммар. – Вы такой бледный.

«Это потому, что мне нечем дышать, – мысленно отвечает ей Синдре. – Потому что ты извела весь кислород на свое нытье и чертовы трубы».

Он тянется через стол и открывает окно. Холодный воздух врывается в комнату.

– Благодарю, я чувствую себя…

Его прерывает звонок мобильного. На дисплее незнакомый номер.

– Вы позволите? – спрашивает Синдре и, не дожидаясь ее ответа, принимает входящий звонок.

Прижав трубку к уху, Синдре вскакивает с места.

– Простите, но мне надо бежать, – бросает он Анн-Луиз на полпути к двери. – Иисус хочет, чтобы вы выбрали Янне.

Десять минут спустя он был в магазине подарков «Этикет» – одной из тех лавочек, что обычно располагаются на первых этажах дешевых офисных зданий и редко существуют больше года.

Еще не успев войти, Синдре услышал ее пронзительный голос.

– Да знаете ли вы, кто я такая? Я – сестра Эвы Скуг, – она провозгласила это, как актриса со сцены, пронзительно, но с профессионально выверенной интонацией. – А знаете, кто такая Эва Скуг? Я бы поостереглась на вашем месте.

Не теряя времени, Синдре бросился через неожиданно большой торговый зал – держатели для туалетной бумаги и фотографии животных в рамочках, подушки с вышитыми поговорками, зеркала, коврики для ванн и масса других предметов, предназначение которых так и осталось для Синдре непонятным.

В голове мелькнула было благодарная мысль о том, что Микаэла не назвала его имени, но додумать ее до конца Синдре не успел.

– И я – жена Синдре Форсмана, – добавила она. – Берегитесь!

Но Синдре уже добежал.

Микаэла сидела за столом. У толстяка, который стоял над ней, был усталый, скучающий вид, совсем как у самого Синдре только что. Мужчина обернулся на вошедшего, и его лицо отразило несказанное облегчение.

– Это вы Синдре?

Синдре кивнул.

– Она пыталась украсть брелок для ключей, – мужчина сделал жест в сторону Микаэлы. – В таких случаях мы заявляем в полицию.

Конец фразы заглушил вопль Микаэлы.

– Это недоразумение! – кричала она. Да она в жизни не видела более уродливого брелка. По безвкусности он может конкурировать только с остальным хламом на полках этого магазина.

Даже если Микаэла выражалась несколько по-другому, смысл был примерно такой.

Синдре спросил, сколько стоит брелок, после чего заплатил толстяку девятнадцать крон пятьдесят эре.

Они ехали домой вместе. Микаэла молчала. Подобный случай был не первый на памяти Синдре. Оставив Микаэлу дома, он должен был вернуться в приходской дом, где ждал недоделанный график. До конца рабочего дня оставалось несколько часов.