— Господин, — снова один из бойцов молвит слово обращения. — Зачем вы покинули наш строй? Зачем вы ринулись в пекло войны?
В ответ Аурон лишь вынимает детонатор, блеснувший крошечной коробочкой в его руках, и жмёт рычаг. Где-то вдали раздаётся звучание ревущего взрыва и стона камня с металлом, а затем до амфитеатра доносится звук хруста стекло-плитки, на которую пришлось несколько тон строительных материалов.
— Проклятье! — закричала рация у плеча солдата, спросившего Аурона. — Два здания только что обрушились прямиком на головы врага. Как слышите?
— Слышу вас хорошо, — отвечает ему боец, не видящий зловещей ухмылки на губах Аурона, и тут же снова обращает к нему вопрос. — Зачем? Там же могли быть люди?
— Воин, — загромыхали динамки шлема, разнося рычащий голос по всему амфитеатру. — Мы действуем в условиях острой необходимости, а значит любой метод, принятый нами полезен, да и как ты знаешь, армия живёт одной только необходимостью. Те люди не более чем жертва на алтаре нашей победы, чьи жизни были отданы, чтобы смутить и рассеять войско противника.
Несмотря на уважение к командиру, солдаты его боятся и местами презирают. Его былая сущность безжалостного наёмника, которая не знает ничего кроме необходимости и исполнения её, постоянно даёт о себе знать. Душа Крестоносца, выкованная на улицах нищих городов, закалённая в безжалостном наёмничьем разбое и перекованная идеалами Рейха и Канцлера, слишком очерствела и груба, чтобы чувствовать во время войны какое-либо сожаление. Весь его героизм, пылкая вера и жажда справедливости удивительно перемежаются с хладнокровием и редкой жесткостью. Даже сейчас он видит не горы погребённых под обломками мирных людей, а метод уничтожения врага и способ остановить его продвижение.
— Солдаты, — уже мягче взвывает к подчинённым Аурон. — Мы воители Рейха и самого Господа, а посему, всякая нами пущенная кровь это шаг к торжеству победы над нечестивым противником, а поэтому не бойтесь кровавой битвы и жертв, которых вы несёте, ибо они будут прощены.
И думая, что он подбодрил солдат, Аурон направился к своему заместителю, скрипя бронёй, которого от остальных солдат отличает только красная лента, повязанная на руке у плеча.
— Анджей, — воззвал к солдату мужчина. — Что ты можешь сказать об обстановке? Что нас ждёт?
— Господин Первоначальный Крестоносец, нас окружают. Мы выбили отсюда врага, да, но он контратакует и мы отбили вот уже три атаки. Пока что нам пришлось биться против обычных солдат, дронов и с малым количеством Киберариев, но боюсь, что враг хочет подтянуть технику.
— Сколько личного состава?
— Девяносто процентов до сих пор в строю, а остальные десять выведены из боя тяжёлыми ранениями. Если враг пустит в бой тяжёлую технику, будет тяжко.
— Но не невозможно, — тяжелым, как чугун, голосом вымолвил Аурон. — Нам нельзя отступать, ибо за нами Рейх и его победа. Если не сможем мы — никто не сможет, ибо с этой миссией совладать только нам одним возможно.
— Враг наступает! — кричит кто-то из солдат.
Аурон, взяв новые гранаты, снова направляется к полю боя, с одной целью — воевать. Его тяжёлая, массивная фигура внушает чувство уверенности и храбрости от того, что сам великий Крестоносец в священной боне срежется рядом с ним. Средь руин и укрытий к бою готовятся оставшиеся выжившие девяносто бойцов, а впереди шириться вражьи орды — сотни обычных солдат и дронов, зализав раны идут в новое наступление, под богопротивные распевы поганых гимнов Информократии, доносящихся изо ртов инфо-священников, идущих впереди. Серое и хмурое небо, похожее на олицетворение всех печалей и скорбей, отливающее бетонной безликостью, разразилось дождём. Капли воды забили барабанной дробью по доспеху Аурона, а юбка с изображением белоснежного креста затрепеталась подобно боевому знамени.
Мужчина поднимает клинок над собой, взывая к подготовке, и тот сверкнул начищенным до зеркального блеска лезвием. Все ждут команды.
— Обрушьте на них небеса! — яро отдал приказ Аурон.
Тайные миномётные команды весь бой ждали этого распоряжения, которое может отдать только Крестоносец, Три расчёта по одному орудию в шестидесяти миллиметров, дали залп и через секунды на плотные построения врага, укрытые щитовыми полями, сгенерированными посохами инфо-священников, упали снаряды, разорвавшиеся в толпе с безумным рёвом войны. Сомкнутый строй тут же рассеялся и дал возможность для стрельбы — солдаты Рейха начали стрельбу, густым огнём терзая пространство и скашивая целые ряды противника. Вся площадь перерезалась яркими лучами, трассирующими дорожками и плевками горячей плазмы.
Аурон вытянул левую руку в которой сомкнут пистолет и первым выстрелом разорвал инфо-священника, разметав его останки по стекло-плитке. Второй выстрел прикончил какого-то офицера. Но несмотря на потери противник, ведомый безумной волей, под религиозные вопли иерархов и хрипы умирающих, продолжает идти вперёд.