День «Икс»

— Подождите, есть еще один вопрос. Сегодня я получил один любопытный документ из Берлинского Управления... — с этими словами Вернеман подвинул к себе папку и вынул из нее несколько скрепленных вместе листов. — Слушайте, товарищ Вальтер, это касается Хойзера. Значит — так: «Перешедший недавно в ГДР бывший сотрудник Берлинского филиала Восточного бюро социал-демократической партии Гельмут Копанке сообщил, что видел упомянутого Хойзера неоднократно в помещении Восточного бюро. В 1948 году Хойзер имел личную беседу с мистером Бобом...»

— Как с Бобом? С тем самым?

— Спокойно, товарищ Вальтер. Да, с тем самым. Сейчас его резиденция в Берлине, Ваннзее, Кастаниеналлее, 13. Возьмите этот документ, ознакомьтесь с ним — Гельмут Копанке ясно и недвусмысленно говорит, что до 1948 года Хойзер шпионил, но потом перестал ездить в Берлин. Надо продумать, как быть с Хойзером дальше. Мне думается, с этой фигуры и надо, наконец, разматывать весь клубок. Завтра я вас вызову. Теперь все.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

I

...И вновь пришла весна — нежная, ласковая.

Зацвели липы в парке, наполняя воздух дурманящим ароматом; зазеленел плющ на серых угрюмых бастионах замка; сочная трава поднялась у берегов Заале.

Но Эрих Вальтер почти не замечал этих чудесных перемен в природе. Он весь был погружен в кропотливую и сложную работу. Он начал постепенно, очень осторожно соединять разрозненные нити доказательств. Результатом этой работы мог быть крах новой вражеской резидентуры. Допросы, опознания, очные ставки, опять допросы и снова очные ставки; кропотливое изучение документов; сопоставление и анализ показаний; запросы и еще запросы. Фелльнер однажды сказал Эриху, что двадцати четырех часов в сутки ему явно не хватает.

В заветной прошнурованной и опечатанной сургучом тетради были теперь и фотоснимок Вилли Гетлина, доставленный ему прошлым летом Эммой Вольф, и ответ из редакции вместе с фотоснимком Гетлина в форме майора войск СС; там было донесение о связи Хойзера с «Восточным бюро» и показания свидетелей о ежемесячных посещениях бывшего социал-демократа бывшим эсэсовцем; там были материалы по убийству Вольфа с предполагаемыми анатомическими данными убийцы, и совпадавшие с этими данными описания внешнего вида Гетлина, полученные через соседей Хойзера. Все это были прямые и косвенные улики.

Но самую неопровержимую улику Эрих получил в отношении Кульмана, и пришла она от Инги — от его Инги!

За день до этого Инга позвонила Эриху и совершенно серьезно сказала:

— Эрих, ты еще не забыл меня? (Они давно уже перешли на ты).

— Инга, здравствуй! Если бы не твои глаза — мне было бы много труднее. Они постоянно светят мне, как огоньки в ночном мраке...

— Да ты поэт! Эрих, завтра праздник — помнишь?

— Да, я ухитряюсь еще иногда читать газеты.

— Мы пойдем?

— А какой завтра день?

— Суббота.

Эрих проверил, что у него намечено на завтра — получалось, что часов с пяти вечера он был свободен.

— Инга, в шесть мы встретимся у ворот парка. Согласна?

— Как тебе не стыдно! Еще спрашиваешь.

Ах, какой это был чудесный вечер! Эрих и Инга — веселые, радостные — уже целый час танцевали под звуки оркестра на площадке, в парке перед дворцом, потом катались на «альпийских горах». Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, вагонетки бежали, догоняя одна другую,— вперед, вперед, вверх-вниз, вверх-вниз! Фонари слились в один огненный круг, то подымавшийся, то падавший куда-то вниз, под ноги, и небо с тысячами звезд и луной то летело навстречу, то уносилось в обратную сторону.

Эрих первый выпрыгнул на дощатый помост и, помогая Инге вылезть, случайно бросил взгляд на только что подходившую к аттракциону парочку: это был Кульман с какой-то размалеванной девицей.

Взглянув на Ингу, Эрих поразился: она смотрела на Кульмана с испугом, а рука ее судорожно сжала пальцы Эриха. Не говоря ни слова, Эрих высвободил свою руку из пальцев Инги, подхватил ее под локоть и быстро увлек в тень деревьев, что росли вокруг.

— Инга, в чем дело? Ты знаешь этого парня?

— Ах, это такая история!

— Какая история, Инга?

— Эрих, милый, но я люблю только тебя, ты понимаешь — одного тебя! — девушка крепко прижалась к Эриху.

— Откуда ты знаешь его, этого?

— Я познакомилась с ним еще прошлой зимой, когда возвращалась домой из Берлина, потом я несколько раз с ним тут встречалась, а однажды он показал мне пистолет... Ах, Эрих, я так испугалась!

— Пистолет? Какой пистолет?

— Да такой, я не знаю, как он называется, небольшой, черный. Он сказал, что вот те, кто марширует сейчас по улицам нашего города и поет: «янки, уходите домой», они еще... узнают силу... нет он, кажется, сказал — испугаются его пистолета.

— Но почему ты не рассказала об этом мне раньше?

— Я не знаю... — она, не отстраняясь от Эриха, откинула голову и снизу вверх прямо посмотрела в его глаза. — Я не знаю. Не подумала просто, что надо рассказать. Я не хотела говорить о нем. А вдруг ты ревнивый...

Эрих не мог удержаться от улыбки.

— Ребенок! Честное слово — ребенок. Да ты понимаешь, что значат для меня эти твои слова?!

II