День, когда я научился жить

Вот идиот! Порезаться, вытаскивая из конверта письмо…

– Прекратите эти ваши штучки! – заорал на детей Гэри.

Райан быстро перевел аппарат на общий план. Ой-ой! Он прозевал, как мальчишки забросили мяч в цветы.

– Вы что, совсем сдурели или как? – кричал красный от злости Гэри. – Сколько раз вам говорил: осторожнее, там цветы! Вот рыбьи мозги!

Мальчишки застыли на несколько мгновений, потом забрали мячик и ушли домой.

Гэри потряс головой, развернул письмо и принялся сосать порезанный палец.

Райан снова приблизил изображение зумом.

Гэри читал, насупившись, и голова его покачивалась слева направо вслед за строками письма. Райан не смог удержаться от улыбки.

О! Наконец-то! Плечи пошли вверх – долгожданное движение поймано.

Райан злобно хохотнул. Сегодняшний пост был обеспечен.

Фалы парусников весело позвякивали о мачты на легком вечернем ветерке, который принес с собой неясные запахи моря и волны свежести.

Ищи божественное начало в самом себе.

Легко сказать… За те два часа, что Джонатан провел на террасе кафе с видом на Монтерей, он усиленно искал, заказав себе пирожное, но так ничего и не нашел.

Время от времени он отвлекался на прохожих, и до него долетали обрывки их разговоров, которые, как искорки, вспыхивали при их появлении. Люди как люди, только не такие, как он: они выглядели беспечными, а он свою беспечность уже утратил. Ты не доживешь до конца года. Бессердечный голос второй из цыганок до сих пор звучал у него в голове.

В надежде прогнать прочь подкравшуюся тревогу он вгляделся в море. Ему не хотелось снова впадать в хандру, в состояние летаргии, из которой выходят только ценой нечеловеческого усилия. Так насекомое, попавшее в бокал с гладкими стенками, силится выбраться, а вместо этого раз за разом съезжает вниз, на донышко.

Ищи внутри себя.

Трудно вглядываться в себя, когда боишься увидеть там все ту же тревогу.

С террасы был виден висевший на стене кафе телевизор: на экране плыли бескрайние леса, снятые с высоты птичьего полета. До Джонатана еле слышно долетал голос журналиста.

«Амазонские леса, – говорил он, – уничтожают с ужасающей скоростью, по тысяче шестьсот гектаров в день, что соответствует примерно полутора тысячам футбольных полей».

В кадре появился старый индеец. Он стоял перед входом в Музей естественной истории Сан-Франциско, где, по словам журналиста, сейчас проходила захватывающая выставка, посвященная Амазонии. Длинные волосы старика были завязаны узлом на спине, лицо выражало полное спокойствие и печальное смирение.

Джонатан протяжно вздохнул. Ну разве можно быть счастливым, когда людям плохо? Как найти в себе силы выйти из этого состояния, когда зло на земле только множится? Борьба бесполезна, сказала тетушка Марджи.

Голос старого индейца звучал ясно и твердо. Несмотря на серьезность того, о чем он говорил, в его речи не чувствовалось ни враждебности, ни ненависти.

«Когда вы срубите последнее дерево, – говорил он, – и выловите последнюю рыбу, тогда поймете, что деньги есть нельзя».

12

– Будьте добры, протяните палец.

– Что?

– Указательный палец, пожалуйста.

Джонатан протянул руку девушке в белой блузке. Она осторожно натянула ему на указательный палец широкое мягкое кольцо, похожее на палец перчатки, простеганный алюминиевой нитью. От него отходил длинный провод, соединенный с компьютером, стоящим на столе в нескольких метрах от Джонатана. За спиной девушки на стене висел огромный экран.

– Ну вот – вы подсоединены, – сказала она.

Голос у нее был нежный и улыбчивый, но в нем угадывалась профессиональная сдержанность.

Она уселась за стол и принялась что-то печатать на клавиатуре.

Джонатан бросил взгляд на незнакомых людей, полукругом сидящих рядом с ним. Брюнетка лет тридцати пяти, со строгой стрижкой каре, старательно избегала встречаться взглядом с остальными. Еще одна женщина лет шестидесяти, с прекрасным цветом лица и пышными светлыми волосами, источавшими легкий запах лака, все время улыбалась. Помнится, когда она вошла, то тепло со всеми поздоровалась. И наконец, молодой человек с повадками студента, небритый и лохматый, то и дело норовил заглянуть в глубокое декольте девушки в белой блузке. Надо сказать, что фасон блузки, с длинными, легкомысленно завязанными полами, позволял любоваться очаровательными грудками у самого их основания.

Довольно большую, очень скромно обставленную белую комнату заливал теплый, мягкий свет. Фонд тетушки Марджи располагался на окраине Монтерея с редкой застройкой, и его мрачное здание терялось среди деревьев.

– Кривая, которую вы видите на экране, показывает степень проводимости вашей кожи, со всеми изменениями в реальном времени.

В отличие от идеальной синусоиды кардиограммы кривая на экране колебалась очень медленно, слабо и неровно.

– Проводимость кожи изменяется в зависимости от ее влажности, то есть от того, потеете вы или нет. Потовые железы, как и артериальное давление или сердечный ритм, контролирует симпатическая нервная система.

– O’кей.