День, когда мы были счастливы

12 августа 1941 года. Советский Союз объявляет амнистию выжившим польским гражданам, которые содержались в трудовых лагерях Сибири, Казахстана и Советской Азии, при условии, что они будут сражаться за Советы, которые теперь на стороне союзников. Тысячи поляков начинают исход в Узбекистан, где, как им сказали, формируется армия (также известная как второй польский корпус) под командованием генерала Владислава Андерса. Андерса самого недавно освободили после двухлетнего заключения в московской тюрьме на Лубянке.

Глава 27 Генек и Херта

Актюбинск, Казахстан

сентябрь 1941 года

Они покинули свой лагерь три недели назад, в августе, спустя почти ровно год после приезда. Генеку и Херте путешествие из Алтыная во многом напоминает то, которое привело их туда, только на этот раз верхние половины дверей их товарных вагонов оставлены открытыми и число больных превышает здоровых. Два вагона в хвосте поезда предназначены для заразившихся малярией и тифом, и за двадцать один день больше десятка из них умерли. Генеку, Херте и Юзефу пока удается избегать болезни: они завязывают рты и носы носовыми платками и держат полугодовалого Юзефа в перевязи у груди Херты столько часов в день, сколько он выдерживает. Оголодавшие и недосыпающие, они изо всех сил стараются сохранять оптимизм – как-никак они больше не заключенные.

– Где мы? – вслух интересуется один из изгнанников, когда поезд медленно останавливается.

– Написано Ак-тю-бинск, – отвечает кто-то.

– И где находится этот Актюбинск?

– Вроде бы в Казахстане.

– Казахстан, – шепчет Генек, вставая, чтобы осмотреть окрестности.

Земля, такая же непривычная для него, как роскошь пользоваться туалетом, чистая рубашка, приличная еда, удобный ночной сон. Станция похожа на остальные: неприметная, с длинной деревянной платформой и несколькими коваными газовыми фонарями.

– Видно что-нибудь? – спрашивает Херта.

Она сидит на полу и из-за спящего у нее на руках Юзефа не рискует двигаться.

– Не особо.

Генек уже готов вернуться на свое место рядом с Хертой, когда что-то привлекает его внимание. Высунув голову из вагона, он моргает, потом еще раз. «Будь я проклят». На платформе, в нескольких метрах, два человека в военной форме катят тележку, переполненную, похоже, свежеиспеченным хлебом. Однако его восторг вызывает не хлеб. А белые эмблемы орлов, вышитые на четырехугольных фуражках. Польские военные. Поляки!

– Херта! Ты должна это увидеть!

Он помогает Херте подняться, и она протискивается рядом с ним к двери, где собрались еще полдюжины человек, чтобы хоть мельком взглянуть на то, что увидел Генек. Так и есть, польские военные здесь, в Актюбинске. В сердце Генека расцветает надежда. Кто-то за его спиной издает радостный клич, и моментально атмосфера в вагоне электризуется. Дверь отпирают, и пассажиры высыпают наружу, ощущая большую гибкость, чем за много прошедших месяцев.

– Одна буханка на человека, – кричат лейтенанты с двумя звездочками, без сомнения, на польском, когда толпа исхудавших до костей людей окружает их тележки.

Следом еще пара солдат толкает блестящий серебристый сосуд, на котором неровной кириллицей написано «Кофе». Два года назад Генек воротил бы нос от мысли пить растворимый кофе. Но сегодня он не мог бы придумать более идеального подарка. Напиток горячий и сладкий, а в сочетании с еще теплым хлебом идет на ура.

Людей переполняют вопросы.

– Почему вы здесь? Здесь армейский лагерь? Нас сейчас зачислят в армию?

Лейтенанты у тележек качают головами.

– Не здесь, – объясняют они. – Лагеря в поселке Вревский и в Ташкенте. Наше дело только накормить вас и удостовериться, что вы отправились дальше на юг. Вся польская армия в СССР передислоцируется. Мы переформируемся в Центральной Азии.

Ссыльные кивают, их лица мрачнеют, когда раздается гудок паровоза. Они не хотят уезжать. Неохотно они забираются в вагоны и перегибаются через ограждения, неистово размахивая руками, пока поезд отправляется. Один из лейтенантов салютует двумя пальцами по-польски, вызывая у людей восторженный рев, они все разом возвращают салют, их сердца бьются в унисон с перестуком колес набирающего скорость поезда. Генек одной рукой обнимает Херту, целует Юзефа в макушку и сияет, его дух воспрял от вида строго одетых соотечественников, согревающего кровь кофе, хлеба в животе и ветра в лицо.