Тунуве вспомнились темнокрылые стаи и принесенный ветром острый запах сидена.
– Давай покажу остальное, – сказала она.
В полутемных нижних комнатах стояла тишина. Мужчины большую часть дня держали детей под открытым небом.
– Всех малышей обучают читать и писать на селини, – объясняла Тунува, проходя через детскую. – С пяти лет их пути расходятся. Девочки становятся послушницами. Они приступают к обучению на воительниц и защитниц южных дворов и привязывают к себе щенков ихневмонов. Мальчики остаются с мужчинами, и те учат их шитью, стряпне, домашнему хозяйству – всему, что нужно в быту обители. Также они готовятся поддержать нас в сражении.
– Как оруженосцы при рыцарях, – кивнула Канта. – А возможно ли изменить предписанный путь?
– В определенных обстоятельствах. – Тунува подобрала деревянную куклу, вернула ее в сундук с игрушками. – Один из моих братьев был воспитан как воин, но со временем понял, что его место среди мужчин.
Балаг уже двадцатилетним часто не спал ночами, обучаясь всему, чему не выучился в детстве. Пробуждаясь от тревожного сна, Тунува видела любимого опекуна корпящим над книгами и свитками.
– А если кто-то, как Гедали, не мужчина и не женщина? – спросила Канта. – Есть ли средний путь?
– Проще будет выбрать одно или другое. На любом пути нужно многое узнать и усвоить, и трудно было бы разрываться надвое, хотя попытаться никто не запретит.
Они прошли по коридору к лестнице. Канта замедлила шаг:
– А дальше там что?
Тунува остановилась.
– Гробница, – скала она. – Там покоится Мать.
– Принцесса Клеолинда. Как она умерла?
– Это тоже великая тайна. Однажды ночью Мать, не сказав ни слова, внезапно покинула обитель. Через некоторое время сюда доставили ее тело. – Тунува помолчала. – Никогда не пытайся войти в гробницу. Это – святая святых обители. Туда допускаются только старшие сестры.
– Понимаю.
Канта, бросив напоследок взгляд на дверь гробницы, пошла за ней. Тунува отодвинула решетчатую заслонку.
– Ниже – архивы, где мы храним записи и древние изделия, – сказала она. – Еще ниже горячий ключ. Но большая часть работ выполняется снаружи.
Она провела Канту обратно в верхние коридоры и вывела на тысячу ступеней. При виде апельсинового дерева Канта схватилась за грудь, словно зажала в ладони сердце.
– Оно никогда не теряет великолепия?
– Никогда, – улыбнулась Тунува.
Спустившись в долину, они побрели по прохладным травам.
– Припасы, если возникает нужда, мы покупаем, – говорила Тунува. – Но предпочитаем ни от кого не зависеть. Мы, сестры, сами куем оружие, мужчины шьют одежду и добывают пищу. Они разбили поля в южной части обители: сеют рис, просо, творожный корень и тому подобное. Есть у нас и виноградники, и давильня.
Канта, задержавшись, сбросила с ног сандалии.
– Кое-какие овощи и земляные орехи растят здесь, в долине, но большей частью мы собираем лесные плоды.
– Такое изобилие! Я помню, как щедро рожала земля вблизи моего боярышника, какой была теплой и мягкой, – с любовью сказала Канта. – На одной Нурте жизни было больше, чем во всей Иниске.
– Нурта – это остров?
– Да. Он лежит к востоку от Иниса.
Тунува показала, где держат скот и домашнюю птицу; где растят щенков ихневмоны. В молочной Балаг налил им по чашке сливок, и они прихлебывали густой напиток, осматривая огород, ледник, земляной погреб, печи для обжига и кузницу.
– Как вам удается все это скрывать? – удивилась Канта. – Разве никто не пытался нанести Пущу на карты?
К ее любопытству примешивалась толика печали. Что ни говори, своего дерева она не уберегла.
– Наши предки посеяли слухи о населяющих этот лес чудовищах, – объяснила Тунува. – И еще мы окружили свое хозяйство сторожками, чтобы заранее знать, если кто-то приблизится, но леса эти так густы и обширны, что мало кто заходит так далеко.
– Ясно, – сказала Канта (сливки вымазали ей верхнюю губу, которая была полнее нижней). – Я, добираясь до обители, проходила через лес, но ты, верно, знаешь в нем самые прекрасные уголки. У тебя найдется время мне их показать?
Тунува подняла глаза на солнце. Оно уже клонилось к горизонту, а впрочем, к путешествию у нее все было готово.
– Хорошо. – Она свистнула. – Нин!
Нинуру развалилась в тени апельсинового дерева. Заслышав зов, она навострила уши и неспешно подошла.
– От нее пахнет железом, – заявила она, пристально взглянув на Канту. – И ночью.
– Это Канта. Она хочет посмотреть Пущу. – Тунува почесала ихневмона между ушами. – Пробежимся?
– Да.
Тунува взобралась ей на спину, протянула руку Канте.
– Взаправду? – со смешком спросила та.
– Взаправду. Нин тебя не укусит.
Канта, опершись на ее руку, уселась позади. И снова Тунуве отчего-то стало не по себе. Она коленями повернула Нинуру к востоку, и ихневмон прыжками помчался вдоль реки, за горловину долины Крови.
Нинуру была в наилучшем расположении духа и не жалела сил. Тунува то и дело останавливала ее, чтобы показать Канте чудеса Лазийской пущи. Они заходили в залитые водой пещеры за водопадами, спугивали с ветвей облачка красных бабочек, плавали в прозрачных прудах.