День, когда пала ночь

Она могла его убить, когда он стал выть. Клинок был бы милосерднее, но он научил ее наслаждаться всеми видами поэзии. Он сам пожелал разжечь огонь в своей крови.

– С тех пор минул год, – напомнила великая императрица. – Где ты была?

– Искала Думаи, и не я одна.

– Вы нашли мою внучку?

– Нет, – сказала Никея. – Только великую Фуртию.

Тот долгий путь вдоль побережья до сих пор возвращался к ней в сновидениях. В день явления кометы остров оделся туманом, и она шла одна с фонарем в руках.

Семь драконов нашли на берегах бухты Муисимы. Их чешуя свернулась и опала сухой листвой, волны разбивались об их тела. Фуртию Буревестницу отыскали последней. Когда из тумана показалось ее огромное тело, Никея пустилась бегом. Она, как сейчас, слышала свой отчаянный крик. Она звала по имени – тщетно, безответно.

– Мне говорили, что мою внучку сожрали в числе последних из рода Нойзикен, – сказала императрица, глядя на Никею. – Думаи выступила против Тауграна?

– Да.

– Расскажи, как это было.

– Прежде сядь к огню, Никея, – тихо вставила Унора. – Тебе надо согреться.

Никея опустилась на подушку. Усталость настигла ее, мышцы бедер дрожали. Пока она рассказывала, Унора заварила щепотку имбиря.

Она заперлась в шкатулке своей души. На крышке остались отпечатки пальцев после ночей, когда она просыпалась в одиночестве, и дней, когда пыталась не оглядываться назад.

– Фуртия и другие драконы окружили Тауграна, – заговорила она и рассказала все.

Губы шевелились, словно независимо от мыслей, – выговаривали слова, но Никея их не чувствовала.

– Сияние… это был их свет – ослепительный блеск, как от многих тысяч молний. А потом в небе осталась только комета.

Она бродила там несколько дней. Никея редко смотрела вверх, обходя побережье и с каждым днем теряя надежду. Она не могла видеть светила.

Его последний свет прожег ей веки. Свет, который поглотил Думаи и возвратил тишину – и темноту, казавшуюся еще темнее рядом с его сиянием.

– Все кончилось с приходом кометы. – Унора заново наполнила ей чашку. – Думаи ее ждала.

– Да. – Никея проглотила ком в горле. – Один из людей моего отца пустил в нее стрелу. Если она и пережила падение, у нее не хватило бы сил выплыть.

– Однако вы искали, – заметила великая императрица.

– Вдруг она решилась меня оставить, а я бы так легко не отказалась от нашей мечты.

– Возможно, Думаи была не в себе, – сказала великая императрица. – Уверена, она не желала покинуть нас, но комета не оставила ей выбора. Видишь ли, великий Паяти вручил Уноре дар: каплю своего света, пробудившую древние силы в зачатом ею ребенке, дитяти радуги. Думаи была призвана в сонм богов.

– Они спасли всех, кто был на берегу. И в городе, – сказала Никея. – И меня тоже.

Эти слова оставили во рту соленый привкус. Отец всегда требовал, чтобы она не досаждала ему слезами – использовала их лишь для дела, – но отец умер, а она выжила и могла теперь оплакать всех, кого потеряла.

– Госпожа Осипа написала мне перед смертью, – заговорила великая императрица, глядя на смахивающую слезы Никею. – Рассказала о ваших видах на мою внучку. Вам эта игра, верно, казалась забавной.

– Не стану отрицать, с того и началось. Отец поручил мне ее подчинить.

– По крайней мере, ты это признаешь.

Никея достала из-под одежды шкатулку, в каких хранили мореное дерево, и протянула великой императрице:

– Думаи доверила эту реликвию мне. Ее я найти не сумела, и теперь она принадлежит вам, ваше величество. Вы – последняя из дома Нойзикен.

Императрица открыла коробочку. В ставшем еще ярче сиянии камня ее лицо казалось незнакомым.

– Я думала, он канул в море, – пробормотала она. – Ты пришла сюда, чтобы вернуть его?

– Да.

– А что ты намерена делать дальше, госпожа Никея?

– Не знаю. Мое будущее зависело от других. От тех, кого больше нет, – отца, Сузу, Думаи. – Ее голос заглох до шепота. – К чему теперь сияющий двор?

– Думаи рассказала мне о вашем браке над водой, – сказала Унора.

Никея, глядя между ними, кивнула.

Воспоминание согрело ее лучше меховой шкуры. Она и сейчас улыбалась: как это было хорошо, с какой уверенностью встречались их губы. Она видела улыбку Думаи, крошечные веснушки на ее щеке.

– В таком случае вы, госпожа Никея, теперь вдовствующая императрица – или, если хотите, вдовствующая королева Сейки.

Тихие слова легли, как чернила на бумагу, – неизгладимо. Никея уставилась на великую императрицу.

– Нет, – хрипло выговорила она. – Ваше величество, я понимаю, как это должно выглядеть, но это никогда не входило в мои намерения. Мне нужна была только Думаи, и только ее я хотела возвести на трон, когда все это закончится.

– Я слышала, теперь «все это» называют Великой Скорбью – утратой того зыбкого мира, что мы любили и что выгорел, как роса на солнце. Нам посчастливилось к нему прикоснуться. – Императрица пристально взглянула на нее. – Вы убедительны, госпожа Никея. Я вижу в вас вашего отца, он смотрит вашими блестящими глазами. Я не могу не думать, не разыгрываете ли вы горя в продолжение долгого и сложного спектакля, имеющего целью закрепить ваши права на Радужный трон.