День, когда пропали ангелы

– Инуиты, насколько я знаю, часть эскимосской народности. От старого к малому они передают свои легенды, – начал папа. Его голос вновь зазвучал мелодично, хоть и ненадолго. Такова сила сказок: являть красоту даже среди непроглядной тьмы. – Прекрасные предания и жуткие истории. Есть среди них и истории об Амароке.

Он откусил тост и продолжил с полным ртом. Будь с нами мама, она приструнила бы отца одним лишь взглядом, но ее не было. Все так изменилось! Я ходил на ярмарку без мамы, с Аброй, познакомился с загадочным мистером Джинном, папа разговаривает с набитым ртом…

Весь мир перевернулся вверх тормашками.

– Амарок – это огромный сказочный волк, ростом с лошадь, шерсть у него черная как ночь. В отличие от обычных волков, Амарок охотится только сам по себе, без стаи.

Я вздрогнул. А вдруг Амарок прямо сейчас рыщет по долине? Мне вспомнился сон, и голод исчез, как не бывало. Тот черный волк, что рычал на меня во сне – «Этот плод тебе не принадлежит», – это и был Амарок?

– Помни главное, сынок: Амарок убивает только глупцов, что охотятся в одиночку, – нараспев протянул папа, и мне показалось, он выучил эту фразу давным-давно. – По крайней мере, так гласит предание.

Отец пожал плечами, и магия исчезла. Мы снова остались вдвоем, без сказаний и легенд, и продолжили завтракать, а через несколько часов нам предстояло похоронить самого дорогого на свете человека.

В моем сне я был один, и, вспомнив, что сказала Абра, перед тем как мы вошли в дом мистера Джинна: «Нужно держаться вместе», – содрогнулся.

– Не волнуйся, – добавил отец, должно быть, заметив в моих глазах страх. – Амарока не существует.

И снова у меня в голове раздался голос, на сей раз голос старика-соседа: «Некоторые ослеплены реальностью и не готовы осознать правду».

Вместе с отцом мы вышли на улицу. Новые туфли нещадно натирали, а рубашка тянула в подмышках. Солнце и не думало прятаться за облака, и небо сияло голубым цветом.

Из-за дождей все растения, поля и деревья пышно зеленели. Однако дуб выглядел не слишком хорошо. Листья почернели по краям, а ветви печально повисли. Шрам от молнии, что расчерчивал ствол и исчезал у корней, из ярко-белого окрасился в болезненно-желтый, словно последний гнилой зуб.

Перейдя улицу, мы направились к церкви. Стоянка была полна автомобилей. Маму любили все, ее уход стал для Дина трагедией. В главном зале небольшой церкви собралось около двухсот человек, и остались только стоячие места. Служка проводил нас к первому ряду, и мы сели. Прямо перед нами возвышался гроб. Мне не верилось, что там мама.

Пастор согласился провести службу в нашей церкви. Он был высоким и худым, но с круглым, выпирающим животом. Нос у пастора был скошен, а глаза выражали печаль. Произносил речь он тихим и гулким голосом, который доносился словно сквозь толщу воды.

Он снова и снова говорил о маме, которую едва знал, и мое внимание начало ускользать. Я мечтал, чтобы все скорее закончилось и осталось в прошлом, и тогда можно будет сосредоточиться на настоящем и придумать, как вернуть маму.

Сквозь всхлипывания и тихий плач, что раздавались под сводами церкви, бормотание пастора было почти не разобрать. Однако один стих из Библии все же заставил меня прислушаться.

– И последний на сегодня стих из книги Откровения. – Пастор замолчал и прикрыл глаза, а когда открыл их, мрачно и благоговейно прочел отрывок, который унес меня в дальние края: – И показал мне ангел чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, Древо Жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов[5].

Древо Жизни… Исцеление народов…

Вновь и вновь эти фразы эхом отдавалась у меня в голове.

Ищи Древо.

Ищи Древо.

Ищи Древо.

Отец испросил у округа позволения похоронить маму на лесном кладбище, что лежало в конце Дороги-в-Никуда. Ему пришлось настоять на своем, и в итоге округ сдался, не желая вступать в публичную склоку со скорбящим мужем.

Отъехав от церкви, катафалк направился на север по Кинкейд-роуд, куда автомобили давно не заглядывали.

По дороге на кладбище я бросил взгляд на Абру. Мне было любопытно, заинтересовали ли ее слова пастора о Древе. В тот день она надела длинное черное платье, а волосы повязала черной лентой. Раньше я никогда об этом не задумывался, но тут меня озарило: Абра была очень хорошенькой. До похорон я видел в ней лишь друга, с которым можно побегать, повеселиться. Странно, что я заметил ее красоту на похоронах матери, но я все же заметил и продолжал поглядывать на свою подругу. Я задавался вопросом: считает ли она симпатичным меня в той одежде, что нашлась в глубинах шкафа?