День, когда пропали ангелы

Меч определенно стал длиннее, чем раньше, или, может быть, увеличился, когда Абра его вытащила. Он превышал размером обычный меч и больше не светился тускло-серым. Клинок горел серебристым, как стекло, покрытое инеем, озаренное первым лучом солнца. Амарок на мгновение замер. Меч все изменил, и раннее утро субботы преисполнилось новыми возможностями.

Пошел дождь – сильный и чистый. Капли, барабаня по веткам, все растревожили, заставили камни блестеть, а опавшие листья на лесной подстилке – танцевать. Все вокруг пришло в движение, а мы втроем – я, Абра и Амарок – застыли совершенно неподвижно и неколебимо, в ожидании, кто же сделает первый шаг.

Амарок описал круг вокруг Абры, и я встревожился, боясь, что зверь повредит Древо. Осознав это, я понял, насколько низко пал… Я больше переживал за Древо Жизни, чем за свою подругу.

– Оно не принадлежит тебе, ты не можешь решать, оставить его или уничтожить, – почти неразборчиво проворчал Амарок, сопровождая человеческую речь звериным рычанием. Слова выплеснулись в мир как рвота.

Без всякого предупреждения Амарок бросился на Абру, и она взмахнула мечом, но огромный волкоподобный зверь увернулся от клинка. Он скакал вокруг нее из стороны в сторону. Замахнувшись на него, Абра потеряла равновесие. Черный волк нырнул под меч и обхватил зубами ее талию.

На какой-то душераздирающий миг я вспомнил ягненка, но Амарок почему-то не пронзил ее тело насквозь. Он злобно потряс Абру, и та обмякла. Я весь оцепенел, не веря, что все это происходит на самом деле, и оцепенение сменилось ужасом, когда Амарок швырнул мне ее, едва не сбив меня с ног. Она была совершенно безжизненна…

Что я натворил? Сначала мама умерла из-за того, что я подобрал идиотского кота, а теперь Абра лежит на земле и умирает, потому что мне вздумалось вырастить Древо. Кто следующий – отец? Неужели из-за своего эгоизма я потеряю всех, кого люблю?

От удара я упал на четвереньки и раздавил листок Древа Жизни, что держал в руке. Пальцы мои покрылись чем-то липким.

– А что же ты? – прорычал Амарок. – На чьей ты стороне?

Но слова его прозвучали глухо. Густой липкий сок, похожий на желе алоэ, окутал меня своим ароматом. От этого запаха голос Амарока затерялся где-то вдалеке, потерял смысл. Я ясно увидел лицо мамы – впервые со дня ее смерти видение было таким четким, – и она мне улыбалась. Все же некоторые из моих снов были правдой: мама действительно наблюдала за мной с вершины высокой белой скалы по другую сторону бескрайнего океана, но совсем не ждала, что я ее верну.

Она смотрела, что я буду делать дальше.

Запах листа Древа Жизни навеял множество добрых воспоминаний о ней: о том, как холодной осенью, когда удлинялись тени, мама водила меня собирать урожай тыквы, о цветах, которые мы посадили вместе, о том, как катались с небольшого холма за амбаром, когда я был совсем ребенком.

Я вспомнил даже то, что не мог помнить, – как она смотрела на меня, когда я только что родился: словно на самое бесценное в мире сокровище, как кормила меня из бутылочки, пела, закрыв глаза, любимые песни, ясным и чистым голосом.

Я вспомнил ее песни, куплеты и припевы, ноты и паузы. Аромат листа закружил меня той музыкой, а когда слова и мелодия затихли, я услышал стих, что проповедник прочел на маминых похоронах:

«По ту и по другую сторону реки, Древо Жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов».

– Древо принадлежит мне! – решительно сказал я. – Я принес его сюда и вырастил, и теперь могу делать с ним, что пожелаю.

Чуя, что я колеблюсь, Амарок подошел ближе. Наверное, каким-то образом понял: я потерял уверенность и не знаю, как поступить, и в равной степени готов как уничтожить Древо, так и оберегать его.

– Оно не твое!

Но я видел сердце Амарока, и посреди царящего там мрака разглядел зерно сомнения. Тьма внутри меня умирала, угасала – ее убивал аромат листа, и мое зрение очистилось. Я стал видеть вещи такими, какими они были на самом деле.

Наклонившись, я поднял меч. Некогда было искать, чем обернуть рукоять и защитить кожу, пришлось действовать быстро. Я обжегся, но стиснул зубы и вцепился в рукоять.

Боль оказалась мучительной. Моя кожа плавилась, пузырилась и лопалась, прилипнув к горячему металлу, но нужно было держаться. Рука онемела.

Физическая боль смешалась с моим горем, и я вскрикнул, издав первобытный звук.

Абра по-прежнему лежала неподвижно на земле где-то позади. Я не знал, жива она или мертва. Амарок рычал, не отводя от меня взгляда. С огромных блестящих клыков капала слюна.

Древо тем временем все еще медленно, но росло, двигаясь так же, как колышущаяся от ветра роща, – листья шуршали, плоды покачивались.

Небо пронзила молния, и за ней последовал невероятный по силе удар грома. Дождь припустил пуще.

Посреди этого хаоса мелькнули две вспышки. Врезались в землю и обрели форму, и я догадался, что это мистер Джинн и мистер Теннин – херувимы, которые сражаются за Древо Жизни с начала времен.