День коронации

– Без единого выстрела, гады! – мрачно констатировал старший офицер охраны, поворачиваясь к Кедрову. Рот открыл: то ли собирался доложить, то ли хотел обратиться за распоряжениями, но ни того ни другого не сделал. Просто захлопнул рот.

Молодец, умница! Все, что можно доложить, видно без доклада и умещается в слово «крышка». А распоряжения… Какие тут придумаешь распоряжения? Разве что у тебя козырной туз в рукаве или способности к чудотворению.

Но просторожий кряжистый мужик с выдающимися мешками под глазами не вызывает ассоциаций со словом «чудотворец». Даже если на нем очень хороший пиджак.

Да и картежником он не был ни по жизни, ни в политике.

Поэтому старший охранник сам принялся выдумывать распоряжения для подчиненных. Надо подчиненных взбадривать, иначе морально разложатся или впадут в лень.

«Ну конечно. Истинный царь должен быть великолепен и внушать веру в то, что он вот прямо здесь, не сходя с этого места, сотворит чудо. Как бы хотелось, чтобы всеми нами правил благородный юноша. Могучий, как Саул, умный, как Соломон, и, желательно, еще и сладкопевец, как Давид… Чего не хватает? А, прекрасный еще, как… э-э-э… ну, не знаю, как Филипп IV. Ведь Филиппа IV называли Красивым, так? Или Железным королем?? Или Медным носом? В общем, что-то такое металлическое и прекрасное, ослепительно сияющее, если хорошенько начистить… Восторг в полный рост! Первый претендент, восемнадцатилетний Дима Гагарин, чистокровный Рюрикович, был именно таким. Его все любили. Пока пуля снайпера не вошла ему в висок… Хоронили в закрытом гробу – страшно же смотреть: череп раскололся надвое. Меня, любопытно, как похоронят? На синенькое лицо тоже смотреть неприятно, а я, милостивые государи, точно посинею: не от мороза, так от удушья…»

Воздуха все еще хватало, недостаток кислорода пока не чувствовался. А вот холодком уже пробирало изрядно…

Охранники, повинуясь приказу старшего, пытались вскрыть гермолюки – все равно куда: хоть на «Ольгин», хоть на планетолет, – но ничего у них не получалось.

Попробовали оживить связь. Мертвая связь немо посылала их подальше.

Стен тоннеля Кедров касаться опасался: неровен час, пальцы приморозятся, и придется отрывать их с кровью.

«Почему Диму Гагарина застрелили не чужие, а свои? Чужие еще сделают свои ходы, но Диму убили именно свои. Банально, глупо, подло, но тогда еще договорились не все, кто мог договориться».

Был бы жив Дима… то есть тогда бы это был великий государь Димитрий II Андреевич… так вот, был бы жив великий государь Димитрий II Андреевич, и Кедрову жилось бы легче и проще. Ему вряд ли пришлось бы умирать в пятьдесят лет, и тем более крайне маловероятно, что кости его упокоились бы в марсианском грунте.

«Сам же придумал… Впрочем, хоть мальчишеская мечта сбылась: на другую планету слетал! Будь она неладна».

У России всего три колонии на Марсе. Потом, наверное, будет больше, а пока – всего три. Самая древняя, «Иринин», рассчитана на 20 геологов и шесть человек обслуживающего персонала. Но, по большому счету, только на геологов и только на таких безумцев, которые способны жить в таких условиях и, не переставая, неделями, месяцами, годами испытывать счастье от того, что у них под ногами – пятьсот диссертаций, то есть под каждой ногой штук по двести пятьдесят. Можно их, в сущности и не писать, один только поток новых знаний адреналинит душу до двухсот децибелов восторженного крика.

Ни на что, кроме геологии, «Иринин» не годится.

Вторая колония – «Елизаветин», и предназначена она лишь для сверхсекретных экспериментов. О сути опытов по всей стране знает человек пять. Из них трое безвылазно пребывают в «Елизаветине» вот уже два года. Если бы не маленькая, смертельно опасная авария в тоннеле перехода, на следующей неделе ему, Кедрову, обязательно доложили бы о том, что там творится. В общих чертах, разумеется. «Ваше Величество, Николай Васильевич, в этой папке содержится все самое важное. Мы постарались изложить суть вопроса предельно сжато…»

С определенного уровня обладание властью предполагает, что ты знаешь очень много, но все – лишь в общих чертах. Сколько папок ему пришлось бы посмотреть, не покидая режима «предельно сжато»? Пятьдесят? Двести? Тысячу?

Кроме неких чудовищно секретных опытов, в «Елизаветине» ничего проводить нельзя. Попросту негде.