Александр Трифонович отбыл в муравейник МИДа прямо из космопорта. Я же, ознакомившись на экране комма с повелениями вышестоящего начальства и осознав, что до назначенного часа времени еще порядком, побрел по улицам, узнавая и не узнавая родной город.
Когда-то пешеходные, проспекты и переулки вновь, как в давно забытые времена до аэрокаров, сжались до полосок тротуаров у самых домов. Грубые наземные электромобили трещали по брусчатке.
Впрочем, по сравнению с последним моим отпуском пешеходы, кажется, начали отвоевывать позиции, а над головами их нет-нет да пролетало что-то напоминающее транспортные средства.
Жизнь шла своим чередом.
Почему-то показалось зверски обидно, что, вместо того чтобы делать дело, помогать отстраивать мир, сидеть в кокпите ладьи или фрегата – а я бы смог, все-таки по армейской специальности пустотный навигатор, – так вот, вместо этого все мои заботы сводятся к обеспечению экспорта ананасов и мате.
Да, у нас стреляют. Есть партизаны, как не быть, и есть вербовочная работа с ними и их противниками.
Но все из-за ананасов – будь они прокляты!
Впрочем, чуть позже, остановившись у ларька, в котором лоточник-хитрован деловито раздувал сапогом угли самовара – самый шик! не пропадет! – испив чайку и закусив тульским пряником, уловил в глубине души краешек на удивление не моей мысли.
Вот идет барышня в заячьей шубке. Блестит глазами. Подмигнуть ей – хорошо. И чай хорошо, а с пряниками так вообще замечательно.
Посади девушку на хлеб и воду, замотай в рванину – может, и выручит страна копеечку. И может даже, попади эта копеечка ко мне или на флот, – что-то восстановим, спасем ноль целых сколько-то там тысячных средней человеческой жизни…
Статистика – штука капризная, так сразу не посчитаешь.
Но сколько мы при этом разрушим?
И чего стоит человеческий облик?
«Раздай имение свое», – сказано нам. Но сказано и «когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры».
От одного пряника не случится беды. Он никого не убьет. А людям – им от этого легче.
Возможно, пока столица требует ананасов, страна живет; мы к чему-то стремимся. Пусть к полному желудку, но стремимся.
А быть может, это самооправдание мерзкого, пошлого чревоугодия. Кто даст ответ?
…В драку влип совершенно нечувствительно и сам того не ожидая. Посудите сами – вот ваш покорный бодрым шагом движется по улице. Выправка – во; взгляд лихой и придурковатый; для барышень улыбка легкая наготове.
А вот навстречу ему из подворотни выбегает городовой, да какой – борода дыбом, волосы столбом, на лице выражение будто у тигра, которому наступили на хвост. Сейчас рвать начнет.
«Караул, – кричит, – православные! Убивают! Убьются! Наши не поспеют, помогай!»
Кого? Кто? Кому? А черт его знает.
Я, конечно, не полиция. Ни разу. И мелькнула в голове подленькая такая мыслишка – уж не ловят ли меня, многогрешного, на старый трюк?
Мелькнула и пропала. Людей на улице много – и все за шалым стражем порядка в подворотню.
Ну я, натурально, за ними.
Игольник вытащил, рожу кирпичом сделал… Встала толпа в проходе узком – не протолкнуться.
– Разойдись! – ору и ствол над головой подымаю.
Эх, всем хороши игольники – и бьют дальше пулевого оружия, и баллистический компьютер ого-го, как из винтовки пали, только беды две имеют: стоят как звездолет небольшой и тихие.
Что тихие – при моей службе очень даже полезно. Обычно. Вот только толпу тишиной не распугаешь.
Впереди – лязг непонятный и крики. Эх, догорай моя лучина!..
Заорал:
– Разойтись, военная полиция!
Сработало. Послушались. В стороны подались.
А я уж было приготовился «Имперская Безопасность» закричать. После чего с неполным служебным, волчьим билетом и чувством глубокого внутреннего удовлетворения вылететь на гражданку.
Такого ни одна протекция не стерпит.
Хорошо, Бог упас – идея вовремя пришла.
Протолкнулся, понял – дважды верно угадал.
Под любовно разбитой камерой наблюдения разворачивалась сцена из исторического романа. Дрались четверо. Двое на двое. Шпаги блестят; царапины алеют; рожи сосредоточенно-возвышенные…
Мальчишки. Курсанты. Дебилы конченые.
Это они до первых выпущенных кишок такие. Как дерьмом завоняет да кровищей захлестнет – вся романтика мигом сгинет.
Вот только доводить до такого излишне.
Сделал шаг вперед.
…Это плохо, это очень плохо, что курс последний. Но шаг вперед, пространственное, чтоб его, ориентирование, ударить мальчишку с рыжими лохмами под коленку, так, чтоб в падении развернуло.