Поппи не отрывала взгляд от окна, стараясь не слушать, стараясь ничем себя не выдать. Она спиной чувствовала, как блондин пожал плечами, слышала потрескивание его акриловой куртки; он не знал ответа на вопрос, и остальные не знали. Даже Поппи не была уверена, кто она теперь такая.
Чернокожий мужчина поднялся, подошёл к ней.
– Привет! – Он протянул ей руку. Поппи вложила в неё свою ладонь, и новый знакомый несколько слишком долгих минут яростно тряс её вверх и вниз, как в пантомиме. – Меня зовут Джейсон Мюллен, я из «Санди Таймс». Это Макс Холман, работает внештатно. – Он указал на одного из мужчин. – А это Майкл Ньюман из «Телеграфа» и Джек Хейл, тоже из «Санди Таймс».
Поппи нервно кивнула всем четверым. Она потеряла дар речи, не могла найти слов – что сейчас случится? Её вытолкают из автобуса? Потребуют паспорт? Им нужны доказательства, что она имеет право ехать с ними? Но у них и в мыслях не было ничего подобного.
Заинтригованный Джейсон продолжал:
– А вы, стало быть…
Поппи закусила губу; она лихорадочно соображала, но ничего не приходило в голову. Он вновь нарушил молчание:
– У нас в стране принято, если кто-то представился, сообщить в ответ ту же информацию. У нас это называется – познакомиться.
Поппи не стала задумываться, нетерпелив он или груб. Она и без того соображала слишком медленно. Джейсон продолжал говорить, строя собственные догадки:
– А-а-а, так вы не знаете английского? Вот оно что! А как насчёт французского? Немецкого? Испанского?
Поппи улыбнулась; смешной парень.
– Ну, тогда я сдаюсь, потому что знаю только эти четыре языка, вернее, пять, считая язык любви, на котором всегда рад пообщаться с вами, Веснушка…
– Да оставь ты её в покое, Джей. – Макс Холман, который работал внештатно, пришёл ей на помощь.
Джейсон сел на своё место, и все принялись обсуждать высокую награду, которую всего месяц назад получил Майлз Варрассо. Больше всех она впечатлила Джейсона; он очень громко называл Майлза «человеком с большой буквы». Поппи заинтересовалась; ей очень хотелось узнать, что же такого сделал её знакомый господин провокатор. Она не слышала ни о самой награде, ни о сенсационной новости, за которую Майлз её получил.
Мотор взревел. Джейсон снова затянул песню: «Я на пути, от горя к счастью нынче на пути…». Поппи нравилась его энергичность; она чувствовала, что скучать с Джейсоном не придётся. Это она ещё плохо его знала…
Вооружённый солдат ВВС вручную поднял шлагбаум, и микроавтобус замедлил ход, а потом быстро помчался по прямой дороге, по обеим сторонам которой были расположены ангары, затем несколько раз свернул и наконец несколько минут спустя затормозил и остановился. Проще было бы дойти до зала ожидания пешком, решила Поппи, не принимая во внимание безопасность. Выйдя из автобуса, она старалась держаться поближе к новым знакомым, желая чувствовать себя в одной команде с ними, желая чувствовать себя в одной команде хоть с кем-нибудь, лишь бы не смотреть в глаза реальности, в которой она была совершенно одна и не знала, что случится дальше. Журналисты тащили с собой целую кучу сумок и оборудования, к большой радости Поппи – по крайней мере, она могла сделать вид, что один из наглухо застёгнутых вещмешков принадлежит ей. Зал ожидания оказался огромным помещением, две трети которого занимали привинченные к полу пластмассовые стулья. О чём только думало министерство обороны? Неужели полагало, что бесстрашный солдат, отправляясь в путь, не упустит возможности прихватить пару стульев с собой в самолёт или засунет их в багажное отделение? Неподалёку Поппи заметила крошечное кафе, где явно не смогла бы разместиться толпа солдат; они стояли рядом, в светлом камуфляже, нервные, взволнованные.
По ту сторону двери ждали три девушки с колясками и детьми, одетые в тренировочные брюки и толстовки. Светлые мелированные волосы всех троих были стянуты в конские хвосты; все трое щеголяли золотыми кольцами и цепочками. Интересно, они были знакомы раньше или встретились только здесь и сбились в стайку, ища поддержки, радуясь, что встретили кого-то похожего на них? Они напомнили Поппи её подружку, Дженну. Поппи с трудом удержалась, чтобы не подойти к ним в попытке найти родственную душу. Одна из девушек была безутешна – то и дело прикладывала размокший, готовый вот-вот распасться на части бумажный платочек к распухшим красным глазам и угреватому лицу. При каждом вдохе её тело содрогалось в конвульсиях, и его сотрясали рыдания. Свободной рукой она покачивала взад-вперёд коляску, где спал маленький ребёнок, и время от времени махала солдату, который казался моложе остальных. Юный рядовой смотрел себе под ноги; строй, в котором он стоял, зашагал дальше, и солдат засмеялся какой-то шутке своего сослуживца, но, смеясь, кусал нижнюю губу, и плечи его были опущены вниз. Он не пытался никого обмануть, доказать, что хочет набраться в армии смелости, стать настоящим мужчиной; всё, чего он хотел – рвануть к своей женщине, прижать её к себе и сказать, что всё будет хорошо. Ещё один, последний раз обнять её. Ещё один, последний раз поцеловать.