День курка

Пистолетная пуля звонко падает в металлическую ванночку. Обработав рану, японский хирург берется за иглу и кетгут – хирургическую нить.

Мне не впервой приходится иметь дело с хирургами. За шестнадцать лет службы во «Фрегате» из моего тела извлекали и пули обычных огнестрелов, и специальные стреловидные пули от боеприпасов подводного оружия, и даже осколки взрывного устройства. Не раз штопали раны от ножевых ранений или после встреч с акулами.

Ловко орудуя шовным материалом, японец негромко успокаивает, словно малого ребенка, готового пустить сопли:

– Потерпите, Евгений-сан. Потерпите еще немного, и можете себя считать самураем.

– Всю жизнь мечтал, – скриплю зубами. – Особливо махать их шашкой…

Аристарх Петрович сидит в кресле у окна и терпеливо ждет окончания врачебных процедур.

Японец окончательно обрабатывает зашитую рану, делает тугую перевязку и, сняв тонкие резиновые перчатки, собирает в кейс инструменты, препараты.

– Ничего опасного. Повреждение мышечной ткани, кости лопатки и ребер не задеты, – говорит он, обращаясь к хозяину «замка».

– Как долго он проваляется? – интересуется тот.

– Неделя полного покоя. Потом в распорядок можно включить прогулки по двору. Правую руку лучше не беспокоить дней десять. А пока настоятельно рекомендую постельный режим…

* * *

– Еще коньячку? – осведомился Аристарх, проводив японского лекаря.

– Не откажусь.

– Акихиро – великолепный врач, – делится он со мной как со старым другом. – И хороший человек с одним-единственным недостатком.

– Всего с одним?

– Да. Представляешь, он не пьет.

– Что, совсем?!

– Вот и я так же удивился, когда впервые об этом узнал. Совсем не пьет! Уверяет, что невкусно. Кстати, ты, наверное, голоден. Как на счет горячей закуски?

Предложение было заманчивым. В съемной комнатушке в это время я обычно заваливался спать, предварительно сытно позавтракав после рабочего «дня» на сочинских пляжах.

– Можно и закусить, – согласился я.

Аристарх тут же выудил из кармана шикарный мобильник, на миг ослепивший блеском золотого корпуса; набрал номер и распорядился, чтобы в спальню принесли завтрак.

– Вы обещали объяснить причину, – сказал я, лежа на левом боку и рассматривая богатый интерьер спальни.

– Какую причину? – не понял он.

– Причину острого приступа человеколюбия. Вы же, как я понял, отдали приказ меня пристрелить?..

– А, ты об этом… – расплылся Аристарх в улыбке благодетеля. – Да, было дело. Приговорил я тебя за цепь с моим крестиком.

– И что же помешало?

– Понимаешь, в чем дело… Я внезапно разглядел в тебе человека с неординарными способностями.

– Вовремя разглядели, иначе не лежать мне в этой роскошной спальне.

– Это верно. Решил я тебя приберечь для одного дельца. Поэтому и пожалел.

Я насторожился.

– Для какого дельца?

– Об этом позже – когда пойдешь на поправку, – потянулся он к бутылке коньяка. И вдруг встрепенулся, увидев открывшуюся дверь: – О, вот и наш завтрак подоспел…

Глава вторая Российская Федерация; Сочи Несколько дней спустя

«Ну да, ну да. Воровать сотнями миллионов и даже миллиардами в нашей стране можно, – рассматриваю позолоченную люстру, такие же витиеватые бра, богатую лепнину на потолке и стенах, дорогущую мебель и полутораметровую телевизионную панель. – Главное – после этого не танцевать в церкви. А то посадят…»

Сегодня пошли четвертые сутки, как я валяюсь в роскошной спальне миниатюрного «замка» под неусыпным наблюдением охранников и самого Аристарха Петровича. Доктор по имени Акихиро также появляется раз в день, снимает старую повязку, осматривает и обрабатывает рану, накладывает новые бинты.

Благодаря его стараниям боль под правой лопаткой постепенно утихает и забывается. Я самостоятельно встаю с кровати, чтобы прогуляться до санузла, расположенного буквально в десяти шагах. Или выхожу на полукруглый балкон, дабы вдохнуть свежего воздуха, наполненного душистым запахом хвои и цветочными ароматами.

Кормят меня на убой, алкоголем высшего качества потчуют по первому требованию. Обслуга на удивление предупредительна, а хозяин апартаментов относится как к родному сыну.

В спальне постоянно работает кондиционер, создающий комфортную прохладу и позволяющий забыть о полуденных «хрониках Риддика». Напротив кровати висит огромная телевизионная панель с сотней разнообразных каналов. Любой мой каприз исполняется в полторы секунды.

В общем, грешно было бы жаловаться, если бы не одно обстоятельство: я никак не мог взять в толк, чем же так приглянулся Аристарху Петровичу. Настолько приглянулся, что он даже позволил называть себя на «ты» и просто по имени. Без отчества.

В разговорах со мной он намеренно обходит причину своего отеческого ко мне отношения, а на вопросы отвечает одной и той же фразой: «Объясню позже. Когда окончательно встанешь на ноги…»

Мутное пятно напрягало.