День летнего солнцестояния

Захар... быстро готовь гранаты! Дэ-дэ-дэ-дэ-дэ! звучит очередь. Как, какие?! "Эргедешки"! Дэ-дэ-дэ-дэ-дэ! ещё одна очеред. Вяжи в связки! в перерывах между очередями громко командует Максаков, обращаясь к ефрейтору Захарину. Брючный пояс сними и вяжи! Дэ-дэ-дэ-дэ-дэ! Быстрее, Захар!

Когда танк подполз совсем близко, Василий выждал и прямо из окопа ловко метнул связку из четырёх гранат прямо под самое днище бронированного чудовища. Раздался мощный взрыв, который подбросил многотонную машину вверх. Взрывная волна ломает зубчатый каток, рвёт трак и сбивает в сторону гусеницу, которая подобно гигантской змее разматывается на траве и теперь сталью блестит на солнце. Танк по инерции ещё движется несколько метров вперёд, затем замирает буквально в нескольких метрах от бруствера окопа. Далее Максаков рассказал, что один из снарядов разорвался совсем близко от ячейки, моментально убив Серёгу Калмыкова и сильно ранив Колю Горячаева, который перед тем как потерять сознание, успел сообщить, что за считанные секунды до взрыва они успели убрать в нишу станковый "максим" и патроны. Что стало с Васей Богдашовым, бойцом, которого Максаков посылал посыльным к нашему пулемётному расчёту, оба не знали. После обстрела боец не появился. Перевязав Горячаева, ефрейтор Захарин по ходу сообщения вынес его из разбитого окопа, благополучно добрался до погреба, спустил раненого вниз к другим раненым бойцам, после вернулся назад в окоп...

Сороковин, пришедший по ходу сообщения в окоп, сообщил Максакову, что его окопу тоже сильно досталось от обстрела. Пулемётчики погибли, Сафонов тяжело ранен, пулемёт безнадёжно разбит, силой взрывов приготовленные гранаты разметало по сторонам. Вернувшийся Захарин размотал слипшуюся от потемневшей крови повязку, оторвал кусок своей исподней рубахи, сложил его в несколько раз и приложил этот пластырь к кровоточащей ране политрука. Используя старый бинт, он плотно замотал им руку, для надёжности притянув её к телу с помощью своеобразной петельки, сделанной из кончика портупейного ремешка. Сороковин, с бледным от потери крови и усталости лицом, вымучено говорит ефрейтору спасибо и обращается к Максакову:

Иван, я остался один... Мне надо ещё как-то продержаться... У тебя "максим" и "ручник" - поделись!

Товарищ политрук, забирайте "максим", соглашается старшина. Только как вы с раной в руке патроны понесёте? Мы помочь не сможем!

Ничего, управлюсь, звучит уверенный ответ. Вы только щиток не устанавливайте.

Захарин, тащи сюда пулемёт. И патроны не забудь принести, приказывает Максаков. Ефрейтор быстро уходит к нише и на время исчезает из виду. Из коробок достанем ленты и уложим их в сидор, предлагает старшина, освобождая от вещей свой сидор. Спустя минуту, в окопе появляется Захарин. Василий, держась рукой за рукоятку станка, катит за собой пулемёт, на ствол которого намотана матерчатая лента с патронами, в другой руке он несёт коробку с патронами.

Уф! Тяжко! боец устало пыхтит и тяжело дышит. После нескольких минут, пока восстанавливалось дыхание, звучит доклад: Всё приволок... Воду в кожухе проверил - ребята успели её залить под самую пробку.

Молодец, соображаешь! хвалит бойца старшина. Сядь и отдышись, а я пока помогу товарищу политруку.

Сороковин, не теряя времени, подходит к коробке с патронами и пытается открыть замок.

Иван Павлович, давай помогу, Максаков с лёгким стоном нагибается к коробке, открывает защёлку замка, вытаскивает длинную пулемётную ленту, бегло осматривает патроны, затем укладывает её в вещевой мешок. С помощью наплечной лямки он затягивает верх вещмешка и опускает его на дно окопа. Сороковин берётся здоровой рукой за ручку станка, пробует сдвинуть "максим" с места и, чувствуя, как колёса станка пришли в движение, обращается к Захарину с просьбой помочь одеть ему на шею лямки вещмешка. Ефрейтор с лёгкостью поднимает с земли вещевой мешок набитый лентами и выполняет просьбу политрука. Как говорят, согнувшись в три погибели, с тяжёлым вещмешком на шее, низ которого почти касается дна окопа, таща за собой пулемёт Сороковин, по ходу сообщения уходит в свой окоп...

Видя, что с головной машиной произошло что-то непонятное, остальные два экипажа не горели желанием повторить её судьбу, рисковать не стали, а замерли на краю поля, направив на развалины пограничного поста, свои танковые орудия, готовые в любую секунду открыть огонь. Лейтенант, командир полувзвода, ломал голову в предположениях, что могло случиться с "тройкой", отправленной им вперёд: