– Очень даже волнует. А как, по-вашему, я должен поступить? Уехать, а они все пусть возвращаются в свои трущобы, на эти убогие
– И как долго вы продержитесь в осаде? Как будете кормить этих людей, как вывозить товары – эти ваши ремесленные поделки? Надо же было придумать такую ахинею…
– Почему ахинею?
– Ремесла! Люди десятилетиями пытаются выжать что-то из мексиканских ремесел, но чуть только появляется рынок, его тут же сметает массовое производство. На городском рынке можно купить вышитые
– Ну что ж, если вы правы, то насчет прибыли можно не беспокоиться: нас всех перестреляют, прежде чем мы начнем голодать. Кстати, о стрельбе…
С дальнего конца
Рабочие, трудившиеся над огневыми позициями, подняли головы. В одном из них Мардер узнал Ньянга, гостя из контейнера. Прислушавшись, азиат улыбнулся. Он нарисовал в воздухе круг и несколько раз проткнул его пальцем, затем вернулся к работе.
– Так это просто учебные стрельбы, практикуются с новыми автоматами, – сказал Мардер. – Может, сходим, посмотрим? Вам интересно будет это заснять.
Они спустились и побрели через
– Какая-то непривычная суета, – заметила Пепа.
Люди и в самом деле двигались живее обычного, развозя грузы на тачках, тележках, бывших трехколесных мотоциклах, и повсюду царила то ли напряженная, то ли выжидательная атмосфера, как будто все готовились к фиесте. Мардер получил традиционную порцию улыбок и приветствий, за вычетом единственного семейства, погрузившего весь свой скарб в ручную тележку и явно направлявшегося куда подальше. Однако еще одна семья, почти с такой же тележкой, ждала заселения в свой новый домик; дети застенчиво улыбались, мать выступила вперед, представила своих родных и пояснила, что ее муж уже на
Они зашагали дальше, и Мардер произнес:
– Вы читали когда-нибудь у Оруэлла, какой была жизнь в Барселоне, когда анархисты захватили власть в Гражданскую войну?
– Может, и читала, – ответила журналистка. – А что?
– Как он пишет, больше всего его поразило, что в ресторанах, на улицах – всюду, словом, – пропали всякие следы раболепия. Официанты вели себя как вельможи и отказывались от чаевых. Все классовые приметы исчезли за одну ночь.
– Но ведь в конце концов они потерпели поражение, правда?
– Да, но хотя бы ненадолго у них что-то такое было, и теперь у нас есть то же самое. Я пытался внушить людям, что не надо воспринимать меня как очередного богатого козла, и они наконец перестали. Ну-ка, а это что такое?
Он остановился перед скобяной лавкой, которая принадлежала некоему Энрике Вальдесу. Тот обыкновенно занимался изготовлением фонарей под свечи и религиозных изделий из луженой жести. Теперь же пространство перед лавкой – она служила также домом – было уставлено коробочками изогнутой формы, каждая размером с небольшой портфель. Сверху их ничто не закрывало, снизу у всех имелись припаянные ножки, позволявшие ставить штуковины или вкапывать в мягкий грунт. Мальчик-подросток при помощи болгарки делал насечки на вогнутых боковинах, его младший брат отматывал с катушки толстую колючую проволоку, нарезал на короткие куски и бросал в ведро. Сам Вальдес переливал в одну из коробочек какую-то сероватую массу из большой металлической бочки.
– Знаете, это изумительно – я здесь живу, но понятия не имел обо всех этих приготовлениях.
– Что они делают?
– Это противопехотные мины направленного действия. А он сейчас разливает взрывчатую смесь из удобрений и дизтоплива. Что ж, этих ингредиентов у нас навалом, а Скелли наверняка позаботился о детонаторах. Когда мина срабатывает, получается направленный взрыв – вот для чего этот паренек делает насечки с одной стороны. Врагу в лицо летит заряд шрапнели, в данном случае – колючая проволока. Обратите внимание, он каждый раз меняет рисунок надрезов. Как это ужасно, как восхитительно, как по-мексикански!
Мардер улыбнулся своей спутнице, но та посмотрела на него с каким-то непонятным выражением.
– Вам нравится быть командиром, да?