День милосердия

Она стояла перед зеркалом в ночной сорочке, смазывала кремом руки и лицо. Когда он прочитал показание Петрашевского: «упадет капля крови моей на землю… вырастет зорюшка… мальчик сделает дудочку… дудочка заиграет… придет девушка… и повторится та же история…», — Надюха замерла в неподвижности, как бы пораженная какой-то догадкой, какой-то внезапной грустной мыслью.

— Красиво и жалко, — едва слышно сказала она и вдруг, закрыв лицо руками, отвернулась.

Сергей и сам почувствовал, как засвербило в глазах и перехватило горло. Он расправлял, поглаживал листки, ощущая глубокую печаль и усталость — усталость не только тела, но и души, некий опасный край, возле которого остановился вдруг, с полного разбега…

— Почему так? — спросила Надюха, не оборачиваясь. — А, Серега, почему? Чем лучше человек, тем труднее ему живется. Почему?

Что мог он сказать ей на это? Если бы он знал сам…

— Я вот думаю, думаю, — продолжала Надюха, — и никак не могу понять, многое не могу понять… — Она со всхлипом, как-то по-бабьи вздохнула и с горькой усмешкой закончила: — Неужели мы такие хорошие, что нам все дается с трудом?

— Не ломай голову на ночь, — хмуро отозвался Сергей.

Надюха посмотрела на него долгим пытливым взглядом, но смолчала. Действительно, пора было спать.

17

Целая неделя ушла у Надюхи на оформление документов: справки из ЖЭКа, копии и характеристики, официальные письма и рекомендации с места работы — пришлось завести особую папку, чтобы, не дай бог, не потерять или не запачкать драгоценные бумаги. Все это наконец было сдано в горжилотдел, и им сообщили адрес строящегося дома. При этом было сказано, что смотровой ордер будет выдан лишь только после того, как они внесут первый взнос, то есть две с половиной тысячи рублей, на расчетный счет кооператива в сберегательную кассу. Если бы они пришли уже с квитанцией об уплате, то, разумеется, смотровой ордер был бы выдан незамедлительно.

В тот же день вечером они не удержались и, отложив работу у профессора, поехали смотреть свой будущий дом.

Это оказалось не так уж и далеко. Район этот, довольно неплохо уже обжитый и благоустроенный, был связан с центром трамваями, троллейбусами, вот-вот ожидалось и окончание строительства новой станции метрополитена. А по ширине улиц и озеленению вообще никакого сравнения со старой, питерской частью города: просторно, чисто, красиво! И воздух свежий, как на даче.

Их будущий дом, четырнадцатиэтажный, сложенный из нежно-розовых плит, был в основном закончен — велись внутренние работы, и по числу бульдозеров, что разравнивали прилегающую к дому территорию и сгребали груды мусора, было ясно, что сдача дома не за горами.

Дом был вызывающе красив: широкие светлые окна, перемежающиеся тонкими, изящными перегородками, тянулись не сплошными унылыми рядами, а располагались лесенкой; плиты, отделанные под мозаику, блестели в лучах заходящего солнца и казались состоящими из мириад маленьких розовых звездочек; длинные квартирные балконы были отделены один от другого ажурными бетонными решетками и придавали еще большую легкость и изящество внешнему виду. Другая точно такая же коробка высилась за обширным пустырем, на котором, по всем признакам, разбивали большой парк: тут и там на всем пространстве между домами темнели кучки завезенного чернозема. Пока Сергей и Надюха зачарованно глазели на сверкающий новенький как с иголочки дом, подъехали друг за другом несколько самосвалов и сгрузили чернозем вразброс в дальних концах пустыря.

Сергею и Надюхе хотелось посмотреть внутренность дома, хотя бы краем глаза взглянуть на какую-нибудь квартиру, но весь первый этаж предназначался под магазины, а подъезды с тыловой, жилой части здания были закрыты, что могло означать только одно: действительно, отделочные работы близятся к концу.

Дом этот и надежда на то, что и они, может быть, станут жильцами такого почти сказочного дворца, ошеломили их. Всю обратную дорогу до трамвайной остановки они молчали, лишь изредка многозначительно поглядывали друг на друга и понимающе вздыхали. Надюха закусывала губы, туманно, грустно улыбалась своим мечтаниям и покачивала головой. Ветер, налетавший порывами, уже не холодный и сырой, как было утром на стенке, а теплый и мягкий, сглаженный массивом огромного города, трепал, лохматил Надюхе прическу, обтягивал платьем ее крепкое стройное тело, и Надюха едва успевала придерживать волосы и подол. Когда она вскидывала руки, становились видны под короткими рукавами ее легкого платья красные точечки аллергической сыпи, и Сергей, замечая их, ощущал щемящую нежность к жене. Стыдясь этого чувства и отгоняя его, он поглядывал через плечо на розовую махину, ослепительно блестевшую, как ларец, сложенный людям на диво руками искусного мастера из полос хрусталя и драгоценного камня.