День милосердия

Христина Афанасьевна ушла, погрозив мальчишке пальцем, Павлик сопел, красил, от усердия высунув язык.

— Павел! — окликнул его проходивший Александр. — Кончай!

— Павлик, отдай дяде Сереже каток, — мягко попросила Наталья.

Павлик продолжал красить, оторваться от катка не было сил, да и вряд ли он слышал то, о чем говорили вокруг него. Сергей терпеливо ждал, глядя, как аккуратно, бережно макает он каток в краску, как ловко подносит к стене и тщательно раскатывает слой за слоем.

Александр, выйдя из кабинета, подошел к Павлику, намереваясь дать шлепка, но сдержался и лишь, взяв за плечи, сильно встряхнул. Очки с бедного маляра свалились и угодили прямо в банку с краской.

— Я тебе говорил? — строго сказал Александр, не обращая внимания на тонущие очки. — Говорил?

Сергей схватил очки за дужку, вытянул из краски.

— Павел, ты заслужил наказание. Сегодня я тебя накажу, — предупредил Александр и пошел в комнату за новой порцией книг.

— Накажи сразу! — с каким-то жалобным вызовом крикнул вслед ему Павлик.

— Не волнуйся, не забуду, свое получишь, — пообещал Александр.

В коридор выбежала Наталья, встревоженная, с парящими на весу тонкими руками, присела возле Павлика.

— Ой, маляр ты мой, малярик! — Она засмеялась, тряпочкой взяла очки у Сергея. — Пошли, мой мальчик, не будем мешать дяде Сереже. Папа сердится, и он прав. Все устали, всем некогда. Пошли.

И она повела его на кухню, под попечительство Христины Афанасьевны.

Сергей снова взялся за каток. Из кабинета вышла Надюха, положила в коридоре свернутые комом обрезки обоев. Улыбнулась Сергею — устало, со вздохом, — дескать, пропади пропадом такая жизнь. Сергей погладил ее локтем, подмигнул, — дескать, держись, казак, атаманом будешь. Она собрала остальной мусор и пошла выбрасывать в уличные баки.

Едва за ней захлопнулась дверь, как раздался звонок. Сергей решил, что это Надюха забыла что-то, и вышел в прихожую. Оказалось другое: бандероль из Москвы. На бандероль сбежались, кто был дома. Сергей тоже задержался из любопытства. Александр, принявший пакет, неторопливо распечатал бандероль, вынул из оберточной бумаги атлас карт по военной истории и великолепно изданную детскую книжку по астрономии.

— От дедушки! От дедушки! — ликовал Павлик.

С жадностью, с нетерпением раскрыл он новую книжку и тут же, в прихожей, прислонясь к зеркалу, стал листать страницу за страницей. Александр бесцеремонно отобрал у него книгу, сказал с невозмутимой твердостью:

— Павел, я обещал тебя наказать, и вот наказание: до завтрашнего утра книгу не получишь. Все, ступай в комнату.

Павлик посмотрел на него так, как будто не верил своим ушам. Одно стекло его очков было мутновато от краски.

— Папочка, я правда-правда больше не буду, — прошептал он, прижимая руки к груди.

— Ты наказан, — ледяным тоном сказал Александр. — Не за то, что красил, а за то, что не слушался. Все.

Глубокая, безысходная печаль отразилась в глазах Павлика, он зашмыгал носом и пошел, шатаясь и роняя слезы.

Христина Афанасьевна, прикусив кулачок, проводила его мученическим взглядом, повернулась к Александру.

— Саша…

— Ничего, — хмуро проворчал Александр, разглядывая книги.

— Да ну тебя! — не вытерпела Наталья, сама готовая разреветься. Она передернула плечами и полетела вслед за Павликом.

Надюха, незаметно вошедшая вскоре после того, как ушел почтальон, и слышавшая всю эту перепалку, лишь покачала головой. Александр же, не чувствуя общую к себе неприязнь, произнес назидательным тоном:

— Ребенка нельзя обманывать — ни в поощрительном плане, ни в плане обещанного наказания.

Часов около одиннадцати Сергей закончил красить панели. Надюха доклеила обои в кабинете и в полном изнеможении вышла к нему в коридор. Вдвоем, из последних сил, собрали они кисти и катки, сложили в ведро, залили водой. У Сергея от усталости плавали перед глазами цветные круги. Надюха осунулась, глаза у нее были темные, печальные, запавшие.

Едва они вышли на кухню, Христина Афанасьевна метнулась к плите.

— Кушать, Сережа, Надюша, кушать! Не выпущу, пока не поужинаете. Прошлый раз ускользнули, а теперь — нет.

— Спасибо, Христина Афанасьевна, никак не можем, — предупредил ее порыв Сергей. — Не хлопочите. Мы дома поедим. Теща блины печет, специально носит. Когда не едим, обижается, думает, брезгуем.

— Ах, вон как, — Христина Афанасьевна засмеялась, изящным движением прижав два пальца к уголку рта.

На прощание Христина Афанасьевна объяснила, что какая-то ее приятельница со дня на день обещает достать моющиеся финские обои. Сергей сказал, что это было бы неплохо, потому что с ними меньше возни: размерил, нарезал и пошел клеить слой за слоем, только пленочку тяни аккуратно — сами клеются.

— Если бы не эта чертова командировка, на той неделе можно было бы подбивать бабки, представлять хозяевам счет, — сказал он Надюхе, когда они вышли на улицу.

— Ничего, ничего. Ты, главное, не волнуйся, как-нибудь выкрутимся, — ответила она, прижимаясь к его плечу.