День народного единства: биография праздника

Итак, Шкловским и его соавторами был проделан колоссальный труд, о чем свидетельствуют одиннадцать вариантов сценария. В сентябре 1938 г. сценарий был передан для утверждения в Комитет по делам кинематографии (за сценарием необходимо признать популяризаторские достоинства). Как раз в те дни приближалась кульминация Судетского кризиса. Территориальные претензии Варшавы к Чехословакии вызвали крайнее обострение советско-польских отношений. Москва отреагировала на прессинг польской стороны частичной мобилизацией резервистов и сосредоточением войск у границы. Отнюдь не случайно осенью 1938 г. Воениздат поспешил опубликовать брошюру А. Савича и секретаря издательства «Правда» О. Ровинского о борьбе с польской интервенцией в XVII в., которую авторы подытожили предупреждением в адрес «старых врагов Русского государства»: «Интервенты начала XVII века получили хороший и назидательный урок. Но этот исторический урок должен быть назидательным и для тех, кто и сейчас мечтает о походе на нашу свободную социалистическую родину» [54, 59]. Само собой пришло понимание сверхзадачи будущего фильма. «Кино, имея многомиллионную аудиторию, должно осуществлять указания партии и правительства о необходимости держать весь народ в мобилизационной готовности перед лицом фашистских авантюр», – писал Пудовкин о предстоящих съемках [47].

4 декабря 1938 г. С. С. Дукельский направил сценарий для ознакомления Сталину. Прозрачная историческая концепция киносценария удовлетворила советского лидера.[137] По прочтении он снабдил текст своим пожеланием: «т. Молотов. Следовало бы обязательно прочитать. Вышло не плохо. И. Ст.». Председатель Совнаркома согласился: «Прочитал. Не плохая вещь. В. Молотов» [51]. Тот и другой вынесли впечатление добротности литературной основы будущего фильма (в феврале 1939 г. киносценарий В. Шкловского был издан пятитысячным тиражом).[138]

Пройдет всего месяц, и 21 февраля 1939 г. в Большом театре состоится премьера оперы «Иван Сусанин». После премьеры начитанный диктатор возразил по поводу эпилога: «Почему на сцене так темно? Нужно больше света, больше народу!» [35, 153] – и предложил, чтобы в финале спектакля «живые» Минин и Пожарский выехали из Кремля верхом на лошадях, а перед воеводами русские ополченцы провели пленных поляков и бросили вражеские стяги под копыта «ворошиловских» скакунов. Благодарные потомки обязаны были знать своих героев в лицо… Сталин не прогадал: ««Девятый вал» эмоционального возбуждения поднимался в зале, – свидетельствовал бывший начальник Главного управления театров А. Солодовников, – когда из ворот Спасской башни на конях выезжали Минин и Пожарский, а огромный хор Большого театра, сопровождаемый духовым оркестром, встречал их грандиозным гимном «Славься!»» [59, 199]. Кстати, опера, по свидетельству солиста Большого театра Алексея Иванова, полюбилась Сталину. После вынужденной паузы, вызванной нападением Германии на СССР, опера по его личному распоряжению в 1944 г. вернулась на сцену, непредвиденным образом стимулируя антипольские настроения [63, 153].

2 февраля 1939 г. на «Мосфильме» начались съемки «Минина и Пожарского». Приступая к съемкам фильма, Пудовкин считал своей задачей «раскрыть события в марксистском освещении, очистить их от неправильной трактовки, которую давала старая официальная историческая школа» [48]. На словах режиссер стремился отразить наряду с патриотической канвой событий социальные противоречия эпохи. На деле экранизация усугубила сценарный уклон в сословную невыразительность центральных персонажей.

В нижегородском старосте Минине и князе Пожарском Пудовкин искал исключительно выдающиеся качества, которые позволили им возглавить народное движение. В первую очередь он ценил в Минине обширный государственный ум, а не нижегородскую смекалку, дальновидность политика, а не коммерческий расчет, организаторские таланты, а не купеческую хватку. В Пожарском его привлекали скромность и честность. В итоге Пудовкин повторил исходные классические образы, от которых он стремился воздержаться. Главные герои получились излишне монументальными, в духе оперы «Иван Сусанин» и памятника Мартоса.

В остальном постановщики решили соблюсти историзм преимущественно через изобразительную сторону фильма. По просьбе Пудовкина талантливые художники А. А. Уткин и К. Н. Ефимов детально продумали и щепетильно воссоздали материальный мир начала XVII в.

Среди непосредственных консультантов фильма находился также сотрудник Исторического музея Н. Д. Протасов, о котором В. Пудовкин и М. Доллер писали, что тот консультировал буквально на месте съемки и подсказал множество интереснейших деталей, начиная от старинного способа бинтовать пораненную руку и кончая приемами заряжания пушки [49].

Пока съемочная группа Пудовкина воплощала сценарий Шкловского, сам писатель перерабатывал хронику «Русские в начале XVII века» и киносценарий в самостоятельный роман «Русские XVII века» (в окончательном виде произведение известно как повесть «Минин и Пожарский»).[139]