День назначенной смерти

– Коля, очень здорово, что ты никуда не смылся. Признайся честно, тебе расклад по тройному убийству нужен? Преступления объединяет личность автора, одно из убийств произошло в твоем районе.

– А личность автора к теме прилагается? – осторожно осведомился капитан Завадский.

– В полный рост, Коля. В общем, выделяй людей, если хочешь, сам прогуляйся, и дай приказ архаровцам поменьше проявлять инициативу. Наказуема она сегодня, понимаешь?

Незадолго до полуночи загадочный дом в Третьем переулке Трикотажников был блокирован. Внешние условия не располагали к продолжительной осаде: ночи в Сибири по-прежнему холодные, и никакие глобальные потепления тому не указ. Двое под окнами, двое в полном распоряжении «зарвавшегося» частного сыщика. Плюс активно любопытствующий Завадский, решивший придержаться роли статиста. Сделав знак дружине не греметь доспехами, Максимов первым вошел в подъезд, здорово напоминающий врата в преисподнюю. Поразительно, как в этом средоточии вони и разрухи может обитать городской человек…

Он медленно поднялся на второй этаж, освещая фонарем ободранные стены. Предпоследнюю ступень, издающую при нажатии заунывный скрип, старательно перешагнул. Идущий сзади в голову не брал, почему ведомый это сделал. Он наступил «куда надо» – затрещало на весь подъезд. Идущий чертыхнулся, наверху тоже кто-то среагировал. Тренированное ухо уловило шорох. Максимов на цыпочках метнулся вперед. Выставив фонарь, одолел поворот, свернул еще раз за разбитый простенок и выстрелил пучком света в мужскую спину, испачканную известкой. Человек попытался дать деру, но куда тут убежишь? Он застыл, пронзенный страхом, медленно повернулся. Трясущееся бледное лицо, мешки под глазами, на щеке царапина со сгустком бурой крови – брился впопыхах, порезался. Глаза щурились, не вынося яркого света.

– У вас вся спина белая, – сухо произнес Максимов.

– Не могу поверить… – пробормотал жалкий полупьяный человечек, – Константин Андреевич? Почему вы здесь?

– В штаны едва не наложили, Николай Витальевич? Поражаюсь вашей живучести, уважаемый вы мой клиент, – не берет вас гражданка с косой, хоть ты тресни. Какими судьбами в этом доме, не поделитесь? Не люблю, знаете ли, внезапностей.

– Наташа позвонила… – нетрезво захныкал Кравцов. – Ласковая была, предлагала встретиться, но не сегодня. Я ее просил, умолял… А она трубку бросила. Я сюда и побежал – вдруг, думаю? Но в квартире никого нет, я стучу, стучу. А ключ, вот досада, потерял где-то…

– И быть там никого не может, – поморщился Максимов, – в этой квартире, если вы еще не поняли, никто не живет.

– Будем брать? – нетерпеливо дыхнул в спину милиционер.

– Берите, – разрешил Максимов. – Но использовать бережно и держать на коротком поводке. Он свидетель.

– Всего лишь? – Боец разочарованно фыркнул. Ахнул Кравцов, взятый за шиворот железной рукой.

Максимов на цыпочках приблизился к двери в мистическую квартиру, приложил ухо, прислушался, задумчиво рисуя фонарем на полу кружок света.

– Классическая, в общем, ситуация, – пожал он плечами. – Переставляем местами слагаемые и имеем отличный результат… Ладно, будем биться лбом в соседские двери. Сержант, в четырнадцатой квартире бабка проживает, давай ее сюда в качестве понятой. И из шестнадцатой… – он размашистым шагом перешел площадку и позвонил. Прошла минута. Открыла сонная алкашка в рваной хлопковой ночнушке. Всклокоченная, грязная, синяк под глазом. Глаза холодные, злые.

– Опять этот тип… – процедила сквозь зубы.

– Здравствуйте, – жизнерадостно сказал Максимов. – Обратная связь с населением. В консультации киллера не нуждаетесь?

– Ты что, больной? – разозлилась жиличка.

– Извините ради бога, – опомнился Максимов. – Не в фазе мы сегодня маленько… Еще раз извините. Мы проводим по соседству следственные мероприятия. Позволите войти?

– Ох, тебе, пожалуй, не позволишь, всю квартиру уже истоптал… – она отвернулась и побрела прочь, вздымая пальцами колтун на голове.

Он неслышно вошел в прихожую, щелкнул выключателем. Узкое чрево коридора озарилось экономной «шестидесяткой».

– Минуточку, – сказал Максимов. Женщина остановилась. Он взял ее за плечо, повернул к себе. Она молчала.

– А в прошлый раз он был пониже, – рука прикоснулась к синяку. Особа вздрогнула. На пальце осталась краска. На коже выше века – светлая полоса. Он взял ее за руку – твердо, не вырваться.

– Не каждому дано, Дарья Дмитриевна, – Максимов помолчал. – В совершенстве владеть искусством перевоплощения. Вы не учились в театральном, вы артистка от природы.

Женщина молчала. Но в холодных глазах уже что-то блестело – то ли ненависть, то ли слезинка. Ему показалось, что она немного обмякла. А странно, обязана была напрячься.