День независимости

Уже предрешено, разумеется, что дом они снимут и вселятся в течение часа. Однако я, желая потешить их, веду себя так, точно ничто еще не определилось. Другой риелтор мог бы разговаривать с Маркэмами свысока, давая им понять, что они – ослы, не способные узнать выгодную сделку, даже если она мертвой хваткой вцепится Джо в яйца. Но я считаю благородным помочь людям различить трудный выбор и сделать его, подвести их к примирению с жизнью (благо это подводит меня к примирению с моей). В данном случае я помогаю им уверовать: аренда жилья есть именно то, на что они должны решиться (будучи людьми умудренными и осторожными), поощряю их фантазии насчет того, что каждый из нас, действуя в собственных интересах, да еще и в самых лучших, старается осчастливить другого.

– Ну, могу сказать, что квартал выглядит тихим, – говорит Джо, усвоивший ныне стиль отставного вояки. (Впрочем, подразумевает он, что негров нигде не видать, а это представляется ему благословением свыше.)

Он стоит на нижней ступеньке, сунув маленькие руки в карманы. На нем костюм цвета хаки, придающий Джо сходство со старшим кладовщиком склада лесоматериалов, идиотскую бородку он сбрил, облегавшие пенис шорты, «вьетнамки» и дешевые сигареты исчезли, щекастое личико приобрело выражение мирное и наивное, как у дитяти, губы бледны от вовремя принятого лекарства. (Опасность «серьезного срыва», по-видимому, миновала.) Нисколько не сомневаюсь, он заметил передний бампер моей «краун-вик», который Пол – или кто-то схожий с Полом – украсил в один из последних трех дней стикером «ОТСОСИ У БУША»; я не стал отдирать его все из того же желания кого-нибудь да потешить.

Осматривая только что подстриженную траву моего двора и саму Клио-стрит, Джо понимает, тут я уверен, что этот квартал – близкое, пусть и малое, подобие тех лучших районов Хаддама, которые ему предлагались и отвергались им из ослиного упрямства, и еще лучших, которые не предлагались, потому как он не мог их себе позволить. Однако теперь Джо кажется счастливым, а я того и желаю: пусть он положит конец несчастным месяцам беспутных блужданий, откажется от мыслей о двурушничестве экономики, о том, происходили ли в этом доме значительные события, и обратится из сварливого олуха в человека, способного совершить выбор, вглядеться в жизнь по горизонтали (что он, возможно, сейчас и делает) и перестать воевать с риелторами.

Ну а говоря конкретно, мне хочется, чтобы Маркэмы въехали в дом 46 по Клио-стрит – якобы для того, чтобы хоть как-то зацепиться в жизни, – и постепенно перезнакомились с соседями, начали переговариваться с ними с крыльца на крыльцо, обзавелись друзьями, поняли, насколько аренда жилища разумнее мелких забот по содержанию собственного дома, вступили в родительский комитет, стали устраивать для жителей квартала маленькие демонстрации гончарного дела и изготовления бумаги, работать в Американском союзе борьбы за гражданские свободы или в Лиге городов, прикидывать, сколько денег они сберегли, отказавшись от кислых финансовых императивов домовладения, да насколько улучшилась их жизнь, и, проведя здесь лет десять, перебрались бы в Сиеста-Ки, купив там на деньги, которые сэкономили, арендуя дом, кооперативную квартиру (если в 1998-м таковые еще будут существовать). Иными словами, чтобы они проделали в Нью-Джерси то же самое, что в Вермонте, – приехали, пожили и уехали, – только с куда более радостными результатами. (Консервативные долгосрочные арендаторы – это, разумеется, мечта любого домовладельца.)

– Думаю, нам дьявольски повезло с тем, что нас не затянуло в дом Ханрахана. – Джо смотрит на меня с самоуверенностью погромщика, да еще и так, точно эта мысль пришла ему в голову только что, при осмотре улицы, хотя он, разумеется, всего лишь напрашивается на мое одобрение (каковое я рад ему дать).

– По-моему, Джо, вы так и не смогли ясно увидеть себя в этом доме. И сдается мне, на самом деле он вам не понравился.

Джо продолжает смотреть на меня с нижней ступеньки крыльца, ничего иного, сколько я понимаю, не ожидая.

– Мне не понравилась тюрьма на моем заднем дворе, – говорит Филлис и нажимает на кнопку дверного звонка, и вдали, в пустых комнатах, звучат две одинокие ноты. На Филлис ее стандартный просторный наряд – сборчатая, скрадывающая бедра юбка-хаки и белая, с оборками на груди блуза, сообщающая ей дополнительную пухлость. Она старается выглядеть смелой, но щеки ее ввалились, лицо измучено, чрезмерно нарумянено, ногти сточены, глаза влажны, как будто она того и гляди заплачет без всякой на то причины. Впрочем, рыжий гриб ее прически по-прежнему аккуратен, чист и пушист. (Возможно, к ней вернулись все ее горестные помыслы о здоровье, не исключено, впрочем, что последние из дней, проведенных ею на нашей планете, просто-напросто оказались такими же тягостными, как проведенные мной.)