День от субботы

Раздели меня, Господи, раздели, на слова, часы, полюса Земли, на зверей и травы, на соль и мед… На него раздели меня. На нее. Проведи экватор во мне – чертой, за которой тот не столкнется с той, чтоб они, волнами о борт звеня, не сливались снова в одну меня. Раздели меня, Господи. Я ковчег. Я не знаю, кто во мне и зачем, слышу только песни и голоса… Научи меня, Господи, что сказать. Как спасти их, собранных там, внутри, как найти для каждого материк, отпустить их в облако и на дно?.. На нее раздели меня. На него. Я слежу, как свет переходит в тень, отпускаю голубя каждый день, я смотрю в бездонную синеву. И уже не знаю, куда плыву. Раздели меня, Господи. Вот ребро, я хочу деревянным своим нутром, потемневшим от крепкой твоей смолы, прорасти, чтобы доски ушли в стволы, чтобы больше не плыть и не помнить, как он тяжел и огромен, она легка…

Им не выплыть, не выжить во мне вдвоем.

На него раздели меня.

На нее.

Я принимаю эту нежность...

***

Я принимаю эту нежность сквозь пространство, искаженное словами. И мы идем. У нас над головами ладони неба держит лунный гвоздь. Я принимаю – кровью через плоть и осознаньем через отреченье. Я твой поток, и русло, и теченье, и водопад, и падающий плот. Я сохраню черты и голоса, я удержу минуты совпаденья… Я просто эхо, эхо провиденья, пытавшегося что-то рассказать. Но водопад шумит – издалека, определяя жизнь, как неизбежность.

И мы идем.

Моя земная нежность

жемчужиной лежит в твоих руках.

И казалось...

***

И казалось, что править миром давно привык, перебрал имена, истории, голоса… А теперь вот сидишь у ног ее, как старик возле собственной смерти. Не знаешь, что ей сказать, только смотришь влюблено – не верится, что пришла, ты такая красивая, Господи, ты ко мне… И целуешь ей руки, и кожа ее бела, и пронзительно синие вены текут под ней. И она тебя греет, и плечи твои дрожат, и последнее слово тянется, будто стон. И ударной волною идет из тебя душа, как блудница и мытарь, спешащие за Христом.

Предновогоднее

***

Он будет новым. Елочка, гори.

Взрывая дождь, гудят автомобили.

Нас любят те, кого мы не любили,

Мы любим тех, о ком не говорим.

Мы стали старше, дальше и слабей.

Они виной. Да только вот они ли?..

Мы поменяли (или изменили)

Самих себя. Но не самим себе.

Январь придет, как водится, с утра

Спокойный, сонный, сядет к изголовью…

Любовь всегда сменяется любовью.

Он будет новым.

Что ж, давно пора.

Когда я посадил его в песках...

***

Когда я посадил его в песках, горящая обшивка фюзеляжа стонала так, что я не думал даже, что выберусь… Но знал наверняка: я сделал все. И в этот переплет попал один… Уму непостижимо… Как хорошо, что был без пассажира мой маленький двухместный самолет. А бак рванул, когда я ждал уже на жарком осыпающемся склоне… Хоть Бог пустынь, по слухам, непреклонен, но обошлось практически без жертв. Практически… Но если посчитать, их там сгорело около десятка – исписанная старая тетрадка. Да не тетрадка, целая тетрадь. В ней было все – любимые, стихи, их имена, их лица и приметы, и песни их, и траурные ленты, и целый ворох прочей чепухи… Да что о них. Прошло немало лет с тех пор, как я попал в мою пустыню. И все течет, и звезды не остыли, и ты все так же ходишь по земле. Я говорю с тобой – издалека, пишу тебе – дурацкая привычка, слепая жажда быть небезразличным… И знаешь что, ведь я живу, пока мой голос жив. Возможно, это бред, песок, мираж, ирония пространства… Но Бог пустыни ценит постоянство и за слова хранит меня от бед. Я нахожу росу и дикий мед, ко мне приходят звери, и ночами размеренное львиное урчанье замерзнуть мне без крова не дает. И я живу, не требуя огня, а значит, и не думая о дыме… И я молюсь. Моя молитва – имя. И звери тихо слушают меня. И Бог пустынь молчит на небесах, когда слова предчувствуют порядок…

Ты просто знай, что я все так же рядом.

И мой песок течет в твоих часах.

Radioactive

***

Бойтесь своих желаний – они могут исполниться ©

А вот теперь смотри со стороны и принимай. Уехать бы сейчас… Но легкие уже обожжены теплом ее смертельного луча. Ей пусто здесь, ей не в кого войти, реактор мертв и жители мертвы, она плывет, и призрачно блестит под ноги ей ложащийся ковыль. Прими ее. Впусти ее в себя. Откройся ей – поклеточно, насквозь. Почувствуй, как резцы ее семян грызут твою податливую кость, почувствуй, как меняется состав и свойства крови – соль еще горчит, но капля так прозрачна и чиста, как под землей звенящие ключи. Отдайся ей. Урановой стрелой она войдет, жестока и светла. И ты умрешь. Но вспыхнет за спиной ее любовь – два огненных крыла.

S

Площадь пола равна

двум сплетенным телам, ковру,

белоснежной шкуре, горящему циферблату,

шуму дождя за окном, отпечаткам рук

на вспотевшем стекле…

Площадь равна квадрату

притяжения, сумме выдохов, тишине,

нежной дрожи, которую

держишь, изнемогая…

Площадь пола равна бесконечности.

Ты во мне.

Это самая верная формула, дорогая.

Я не хочу ни о чем жалеть...

***