Он схватил десяток аккуратных, словно бы их сложили на почте, где аккуратность любят очень и очень, кучек одежды и, совсем не опасаясь, что часть вшей перекочует на него, поволок на улицу, в яму. Сложил одежду в углу ямы, спросил у лейтенанта одними глазами (да еще брови приподнял): "Так?"
Крылов одобрительно наклонил голову:
— Так.
Кожемяко рядом с кучей одежды, принесенной Вольтом, опустил в яму свою кучу, лейтенант одобрил и ее — хорошая, мол, пушма, даже больше той, что принес Вольт. Но и комплекция у белоруса была побольше, чем у Вольта, и мышцы он накачал покрупнее… А Вольт как был блокадным пацаном — худым, недокормленным, даже во сне думающем о еде, так блокадным пацаном и остался. У Кожемяко жизнь была более сытная.
Когда вся одежда из первой палатки была перенесена в яму, лейтенант вздохнул по-ребячьи обиженно, будто его в чем-то недооценили, и скомандовал:
— А теперь засыпайте яму землей.
Оба бойца и присоединившийся к ним дядя Митяй Тесля недоуменно посмотрели на лейтенанта.
— Чем засыпать? — переспросил дядя Митяй.
— Как чем? Землей, я же сказал. Даром, что ли, вы ее сберегали, откладывали в сторону?
— Землей — и все? И посыпать ничем не надо?
— Не надо.
— Никаким клопомором?
— Никаким клопомором.
— Чудеса какие, — дядя Митяй Тесля покачал головой из стороны в сторону, это у него получилось смешно, как-то по-китайски, хотя ситуация была совсем не смешной: над отрядом висела тень грозного генерала Симоняка с "парабеллумом" в руке, который был готов не только порешить людей из отряда Крылова, но и сжечь машины.
Крылов проверил, как засыпана яма с одеждой, кое-где примял землю сапогами — важно, чтобы яма была накрыта плотно, затем выпростал из-под земли наружу половинку рукава одной из гимнастерок, также придавил его со всех сторон сапогом.
— Ну вот, кажется, и все, — проговорил он негромко. Огляделся. — Голь на выдумку хитра. Так на Руси всегда говорили… Будем ждать. — Крылов, кряхтя, разогнулся, помял себе спину: все-таки лейтенант был в возрасте, и в силу своих лет так же, как и его подчиненные, приравнен к беспалым, одноглазым, хромым солдатам, к воинам, годным лишь для нестроевой службы… Подозвал к себе Теслю.
— Дядя Митяй, сруби с сосен десяток смолистых суков, — попросил он и, когда у Тесли удивленным домиком вскинулись брови, пояснил: — Для факелов.
— Это дело нехитрое, — понимающе пробормотал дядя Митяй, хотя не понял ничего, выдернул из-за голенища немецкий нож с орлиной головкой, насаженной на рукоятку. — Это мы запросто, — закончил он с прежним нерастаявшим недоумением в голосе и начал разглядывать стволы ближайших сосен.
Срезать смолистую ветку оказалось делом непростым, да и все ветки были кривыми, с уродливыми утолщениями и изгибами, ни на что не годными, но опытный дядя Митяй все-таки умудрился найти десяток смолистых, более-менее ровных сучьев и быстро и ловко срезал их.
Приволок к яме. А лейтенант висел над ямой, высвечивал что-то карманным фонариком, шарил лучом по комкастой земле, которой была засыпана солдатская одежда… Загадки какие-то решает командир, непонятные загадки…
Командир погасил фонарик, взял у дяди Митяя один сук, помассивнее, самодельной зажигалкой-катюшей подпалил его.
Смолистый сук загорелся бодро, ярко, с треском, только искры со шрапнельным звуком начали отлетать от него в стороны, словно бы стремились осветить пространство и прежде всего — яму с солдатской одеждой.
Но все равно — света было недостаточно. Крылов, склонившись над одежным закопом, периодически включал и выключал фонарь, освещал пучком света прибитые сверху лопатами, придавленные командирскими сапогами спекшиеся комки земли. Фонарь был хороший, батарейку он посадил быстро — световой луч начал гаснуть.
— Вольт! — позвал лейтенант. — Сходи-ка в штаб, к капитану, пусть выделит нам "летучую мышь", факелами мы не обойдемся… И вообще минут через двадцать будем слепнуть в темноте.
— Есть сходить в штаб к капитану! — Вольт браво вскинул руку к шапке и бегом понесся к старому темному крыльцу, охраняемому часовым.
Узнав, в чем дело, капитан понимающе наклонил голову и позвал к себе старшину Серенко — как понял Вольт, повелителя фонарей в штабе.
— Отряди банщикам пару "летучих мышей" с полной заправкой, — велел он старшине, — не то они без света не разглядят цель и вместо вшей уничтожат что-нибудь еще. А это не в наших с тобой интересах.
Капитан был прав.
Никанор Петрович встретил Вольта возбужденным, даже немного радостным возгласом:
— О!
Электрический фонарь уже совсем истощился, теплился едва-едва, лейтенант поставил "летучих мышей" по обе стороны закопа, сам продолжал наблюдение за землей, за самой горкой, набросанной на одежду, как теплое плотное одеяло.
Минут через пять Крылов снова произнес прежним возбужденно-радостным тоном:
— О!