Я поднимаю голову к небу. Бесконечную синеву разрезает прямой белый след. Это летит в вышине надежный миротворческий истребитель НАТО. Мы с мерином летим вместе с ним. Я улыбаюсь. До чего же нам упростила жизнь демократия! Режим промывает мозги через телевизоры? В топку такие телевизоры! Агонизирует разложившася армия? В топку такую армию! Нас защитит миролюбивый блок НАТО. Не получается противостоять терроризму? В топку такое противостояние! Террористы — такие же люди, как мы. Страну пронизала коррупция? Без взятки не решить ни одного вопроса? Все решают деньги? В топку такие деньги! Гений победителя коррупции, члена-корреспондента Сатарова неоспорим: нет денег — нет и коррупции. А раз нет денег — то и нефть продавать не за что. В топку такую нефть! Отдать ее миролюбивому блоку НАТО за защиту вместо разложившийся армии. Отдали нефть — сразу выздоравливает экономика. Вместо тупого выкачивания из скважин — развитие высокотехнологичного химического производства с помощью цивилизованного западного инвестора. Все следует одно из другого и одно за другим. Свобода и демократия автоматически, сами собой, приводят к процветанию и благоденствию. Квартиры в Москве недоступны? В топку такие квартиры! Город превратился в каменные джунгли? В топку такие джунгли! Разобрать все каменные дома, а на освободившемся месте расставить персональные трейлеры. Прохудились коммуникации? В топку такие коммуникации! Воду принесут трудолюбивые Бахтияры. Помои вынесут тоже они. Заодно и с занятостью вопрос решился. Стало дорогим коммунистическое электричество? В топку такое электричество! Осветимся и батарейками. Испокон веков мечтала Д.Россия жить как Америка. И вот оно свершилось — живем. И припеваючи. Рукоподаю неумолимой логике исторического развития. Рукоподаю диалектике.
Вдали уже виден забор Шереметьево. Быстр мерин на алюминиевой дороге.
У огромных авиабазы ворот сидят на своих дровнях Бахтияры, на высоких вышках стоят с пулеметами натовцы. Здесь как нигде в другом месте видна разница между нашей начинающей демократией и демократией истинной, исторической, бескомпромиссной. Бахтияры что-то обсуждают, кричат «козлодаразина», а некоторые совершают намаз. Чего они ждут у дверей крупнейшей в Восточном полушарии мирной военной авиабазы имени батоно Саакашвили — трудно сказать. А вот с другой стороны, за высоким, убранным колючей проволокой забором, царит настоящая западная цивилизация. Никаких тебе калош, подков и меринов — одна только форменная одежда, автомобили «Шевроле» и пончики. Горячие, посыпанные пудрой, сочащиеся сахарным жаром пончики. Величайший из деликатесов на Земле. Там даже кофе, говорят, не нюхают, а пьют. Врать не стану — сам не видел. Но звучит как-то диковинно: пить кофе. Такая ж гадость… оно же ведь горькое!
Я приближаюсь к воротам. Бахтияры, завидев отличника, расступаются. Откуда-то голос с украинско-грузинским акцентом: «Хто тквэн? Ра гквиат?»[60]
— Свободин Роман, — отвечаю, осматриваясь, — Помощник министра свободы слова. По приглашению Любомирова.
Вижу на вышке мужчину в папахе и шароварах.
— Наїхали тут[61]… - ворчит мне мужчина все с тем же акцентом, и как бы нехотя растворяет автоматические ворота. Бахтияры ахают и рукоподают кто как может. Я медленно направляю мерина.
Такое, наверное, можно было бы видеть, если войти в лифт на сто девятнадцатом этаже, а выйти из него на сто двадцатом. Но лифты Фридом Хауза поднимаются только до сто девятнадцатого, на сто двадцатый на лифте едут уже вниз со сто сорокового. А на сто сороковой прилетают только на вертолетах. Это очень мудрое и безопасное решение — если в Пентхауз врежется какой-нибудь захваченный тоталитаристами летательный аппарат, то ниже сто двадцатого этажа огонь распространяться не будет. И все свободные д. российские служащие останутся невредимы. «Проктэр энд Гэмбл», ты думаешь о нас. Ты видишь нас. Мы здесь. Рукоподаю предусмотрительости.
«С другой стороны, — думаю я — Если захваченный тоталитаристами летательный аппарат врежется в здание ниже сто двадцатого этажа, то огонь не будет распространяться наверх. И Пентхауз останется невредимым. Тогда получается, что „Проктэр энд Гэмбл“ думает о них. Об эффективных западных менеджерах с блестящим образованием. Он думает обо всех. Вопрос лишь в том, куда именно врежется захваченный тоталитаристами летательный аппарат…»
Мы здесь с мерином — стоим на самом краю огромного алюминиевого поля. Сзади за нами закрываются циклопические ворота, а спереди слышен какой-то шум. Ситуация напоминает мне сериал «Кинг-Конг live», который был очень популярен в телекомнатах минувшей осенью.