День поэзии. Ленинград. 1967

После смерти фараоновой
становилось благовонно —
как героя обожженного,
бинтовали фараона.
От макушки до конечностей.
И такой,
            лишенный вида,
с гарантированной вечностью
отплывал он в пирамиду.
В сундуке скучала мумия
век, и два,
               и даже тридцать...
Ни минуты бы не думая,
предпочел я раствориться!
Подкормить собой растение —
хоть осину, хоть березу,
чахлым травам дать цветение —
пусть потом их сгложут козы.
Эти козы будут доены,
молоко возляжет в кринки...
Будет жизнь моя усвоена —
стану я частицей Зинки
или Ваньки...
И завертится!
Где конец, а где начало?
...Можно ль так бинтам
                                 довериться?
Вот стою я среди зала.
И лежит его величество
в полной целости-сохранности,
и в него указки тычутся,
как во все иные странности.

НОРА ЯВОРСКАЯ

* * *

Сказал он: — Отбросим шутки,
уедем с тобой на сутки.

А я ему отвечала:

— На сутки, пожалуй, мало.

А он мне: — Задаться целью,

Так можно и на неделю.

А я ему отвечала:

— И на неделю мало.

А он мне: — Что ж, я не беден,

на месяц давай уедем.

А я ему отвечала:

— Мне и на месяц мало.

А он тогда осторожно:

— Навечно ведь невозможно.

А я ему: — Да, конечно,

к чему мне такой навечно!

* * *

Нет, не прожить мне без противоречий,
мой сложный, мой благословенный век!
Пускай вопросы сходятся на вече
в моей душе, как сотни человек.

Пускай орут они до хрипоты,

сражаются, как эллины у Трои,
пускай сжигают шаткие мосты,
чтобы мосты бетонные построить.

И как младенцу соску в глупый рот,

не суй ты мне готовые решенья.
Дай в реку мне войти не там, где
                                                 брод,
а где — попробуй одолей теченье!

Дай мне залиться краскою стыда

за промахи...
И после всех усилий
воскликну я: «Вот истина!» — тогда,
не потому, что так меня учили.

ГЕННАДИЙ АЛЕКСЕЕВ

О ЕГО ДУШЕ

А душа-то его
пуста!

Я обнаружил это совсем случайно.

Постучал по ней пальцем,
и звук получился какой-то странный.

Заглянул внутрь

и ахнул:
на дне валяются какие-то крошки,
                 засохшая ромашка,
                 двухкопеечная монета
и все.

Я взял монету,

побежал к ближайшему автомату
и стал звонить знакомым.
— Душа-то его пуста! —
кричал я в трубку. —
Сам видел!

И вдруг мне стало стыдно:

а что, если душу его
обокрали?

ВЛАДИСЛАВ ЛЕЙКИН

КОРОТКИЕ БАСНИ

* * *

Спасаясь от Змеи, Воробышек скакал.
С Червем он встретился, ни в чем
                                 не виноватым.
Червя он клюнул, а Змее сказал:
— Вот так мы поступаем с вашим братом.

* * *

Волк заслужил и почет, и признание,
Волк получил кандидатское звание,
Он доказал, что у Красной Шапочки
Были белые тапочки.

* * *

На светском вечере сказал Осел хмельной:
— Хочу я выпить с Антилопой-Гной. —
Осла прогнали с вечера взашей.
Как трудно жить, не зная падежей.

* * *