День поэзии. Ленинград. 1967

Когда в мой сад приходит осень
И гаснут зябкие цветы,
Мне тяжела немая осыпь
Неприхотливой красоты.

В тиши холодного рассвета,

Когда туманы так плотны,
Я слышу: вздрагивают ветви
И гулко падают плоды.

И ожиданий смутных полный,

Вхожу я в полдень золотой,
Как будто в солнечный свой полдень,
Уже означенный чертой.

И если грусть, то в ней отрада

С той благодарною виной,
Что мне виднее зрелость сада
И зрелость женщины родной.

В живом лице,

В немом ли дереве,
Соприкасаюсь я во всем
С овеществленностью материи —
Ее мы временем зовем.

ЭЛИДА ДУБРОВИНА

ДВЕ СИНИЕ ЗВЕЗДЫ

Поселок Войкова уснул и погасил огни.
А сердце ждет, зовет весну, как в те былые дни.
И тишина, и плеск воды, и в небе — журавли,
И над обрывом две звезды в безмолвии взошли.
Здесь постою и помолчу — забвенья в жизни нет,
И вновь на север улечу за журавлями вслед...
А с веток падает роса, и светят из воды
Далекой юности глаза — две синие звезды.

Вот так же горько в тишину кричали журавли...

Но на свиданья в ту весну мальчишки не пришли.
Срубили их, как деревца, развеяли золой,
Венчали их огнем свинца с сырою мать-землей...
А сколько весен, сколько гроз промчалось над судьбой!
Кто знает, где рвались пути, гремел последний бой!
В дыханье трав их голоса, и вечно у воды
Погибшей юности глаза — две синие звезды.

Здесь постою и помолчу — забвенья в жизни нет!

И вновь на север улечу за журавлями вслед.
А сколько нас, девчонок тех, вдовеет до сих пор.
И нет гнезда, и нет детей, и жизнь — войне укор.
Поселок Войкова уснул, проснется в час зари...
А жизнь есть жизнь, как ни грусти и что ни говори!
Горит рассвета полоса, и гаснут у воды
Погибшей юности глаза — две синие звезды.

НОННА СЛЕПАКОВА

ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ

Где в майках багряных и синих
над веслами гнутся тела,
где остроугольных косынок
стрижиные вьются крыла,

среди пробужденной натуры,

наряженной в гипс и кумач,
в серебряных парках культуры
звучит мой ребяческий плач.

Как смела я хлюпать противно

в том парке тридцатых годов,
где всё безупречно спортивно,
где каждый предельно готов?

И как моей малой головкой

всё это запомнила я?
Всосала ли я с газировкой?
Считала ли я с букваря?

Есть оттиск в глазах человека,

хоть в памяти вроде — провал.
А может, мне это Дейнека
восторженно зарисовал?..

И в блеске хорошей погоды,

отпущенной щедрой рукой,
маячат тридцатые годы
высоко над синей рекой.

ГРИГОРИЙ ГЛОЗМАН

* * *

Я говорю: терпенье!
Владей своей рукой.
Легко испортить пенье
Фальшивою строкой.

Не будем торопиться

и воздух в грудь вберем...
Слова как пехотинцы
на поле под огнем.

Лежит моя пехота —

ряды упрямых строк...
...Солдатская работа —
молчанье и рывок.