День похищения

– Это результаты исследований твоего отца – мы нашли их у него в кабинете. Они содержат такие данные, про которые никто не должен знать. Поэтому я не могу передать их в прокуратуру. Но и уничтожать изъятые с места преступления улики мне, как полицейскому, тоже нельзя. Поэтому остается только вернуть их тебе. Думаю, ты сможешь разобраться, что это за материалы и что с ними делать.

С абсолютно безучастным лицом Рохи взяла у него коробку – та была довольно увесистой. Санъюн твердо решил, что вообще не будет упоминать про эти бумаги в отчете – просто напишет, что Чхве Чжинтхэ убил супругу из-за семейных разногласий в ходе бытового конфликта. А результаты его исследований должны будут просто исчезнуть с лица земли. С другой стороны – это все-таки наследство, оставшееся Рохи от отца…

– Что ж, тогда я…

– Да.

Мёнчжун и Санъюн молча кивнули друг другу. Мёнчжун чуть задержал взгляд на инспекторе, потом они с Рохи, не отпуская руки друг друга, вместе вошли в дом. Глядя им вслед, полицейский подумал: «Он ей будто и вправду отец». Ему вспомнилась просьба Мёнчжуна у них в управлении…

* * *

Они прошли через сад и остановились у входной двери. Задрав голову, Мёнчжун смог рассмотреть этот дом уже при свете дня. На него нахлынули чувства – столько всего произошло за это время! Он был уверен, что ни за что на свете не сможет похитить Рохи, а тут вон как оно получилось: подъехал к дому, случайно сбил, увез с собой… А потом, когда увидел, как выносят тела ее убитых родителей, совсем потерял голову и бросился в бега. И после всего этого он узнал то, что скрывала от них Хеын. Ему было больно оттого, что сейчас он не мог до конца рассказать дочери, почему мама от них ушла, но, по крайней мере, можно было быть уверенным, что она ушла потому, что очень сильно их любит. Теперь Хеын бросать в беде нельзя: если он возьмет на себя всю вину, то они, конечно, уже не смогут жить той же семейной жизнью, что и раньше, но зато он хоть чем-то сможет ей помочь.

Мёнчжун почувствовал, как что-то шевельнулось у него в ладони. Он посмотрел на Рохи. Та, заметив его взгляд, спросила:

– Что?

– Тебя я тоже не брошу.

– Понятно, что не бросишь. С чего тебе меня бросать, я же только теперь по-настоящему разбогатела. И как ты теперь будешь со мной обращаться?

Рохи по-прежнему подкалывала Мёнчжуна, но интонации ее сейчас были очень нежными. А тот пошарил по карманам, выудил оттуда белый носовой платок, сложил его несколько раз и завязал ей глаза.

– Ты… ты что делаешь? То есть ты так со мной решил обращаться?

– Может, и так. Слушайся – и все будет хорошо.

Мёнчжун обнял девочку, поднял ее на руки и зашел в дом. К счастью, полицейские уже сняли все ленты, а кроме того, Санъюн предусмотрительно позаботился о том, чтобы двери были открыты, поэтому возиться с замком не пришлось. Однако запах в гостиной все еще оставался – Рохи его почувствовала и сильнее обхватила Мёнчжуна за плечи, а тот успокаивающе начал поглаживать ее по спине. Усадил девочку на диван в гостиной, а сам раскрыл все окна и двери, чтобы дом полностью проветрился.

– Придется немного подождать.

Звук его суетливых шагов заметался по дому. Казалось, что Мёнчжун что-то ищет, но не знает планировку комнат, поэтому ему приходится бестолково бегать туда-сюда. Видимо, он искал туалет – чуть погодя до нее донесся звук набираемой воды и выжимаемой тряпки. Потом – снова торопливые шаги, стук открывающихся-закрывающихся дверей и шорох тряпки по полу, сопровождающиеся мужским пыхтением и кряхтением.

После убийства полиция порядок в доме не наводит и уборкой не занимается. Эта забота выпадает на долю семьи убитых. В этом и заключалась его просьба к полицейским: ребенку на такое смотреть не стоит, поэтому он вызвался прибраться сам.

В раскрытые окна дул ветер, выдувая из комнат густой запах человеческой жадности и наполняя дом свежим воздухом.

– Толку мне было глаза завязывать, чудило! – Рохи посмеивалась над недогадливостью Мёнчжуна, который не сообразил просто оставить ее в саду. Тем не менее она все равно была благодарна ему за заботу.

Постепенно запах, доносившийся до ее ноздрей, ослабевал. Из дальней комнаты слышалось гудение пылесоса. От этого звука у Рохи почему-то стало спокойнее на душе, и она улеглась на уже успевший запылиться диван.

* * *

– Ты спала?

«Сколько же времени прошло?» Когда она открыла глаза, на нее смотрел Мёнчжун. Резиновых перчаток, которые он надел во время уборки, на нем уже не было. Платок с ее глаз сполз, и теперь Рохи с любопытством оглядывала свой дом, будто была в нем впервые. Теперь здесь было так чисто, что впору задуматься: «Мне так никогда не прибраться».

– Ты не заболела? Тебе нехорошо?

Рохи мотнула головой – «нет».

– Живот не болит?

Вопрос следовал за вопросом, как в анкете, и это выдавало его нервозность. Рохи ухватила его за руку, и только тогда водопад слов прекратился.

– Что ж, я пошел.

– Давай.

Попрощавшись, Мёнчжун тем не менее был не в силах оторвать ног от пола. Понятно, что он переживал за Рохи, которая теперь остается совсем одна. Та усмехнулась: