День полнолуния

«А как же, старый маразматик, именно тут я подцепила твоего предшественника», — хотелось ответить мне.

Но я лишь затрепетала ресницами, нежно улыбнулась и проворковала:

— Что ты, милый. Как же я могла здесь бывать? Ты меня так балуешь…

Мы направились в сторону одного из располагавшихся в нижнем этаже отеля ресторанов, как вдруг… Я даже чуть споткнулась, сбилась с темпа и едва не остановилась как вкопанная. Впереди нас посреди всего этого сверкающего великолепия стоял Миша. Да-да, тот самый Миша или Гриша, или как там теперь его звали. Я безошибочно узнала его непринужденно грубоватую манеру держаться, могучие плечи, рыжеватые волосы, крупный ухмыляющийся рот и бесстыжие зеленоватые глаза. Он бросил взгляд в сторону лестницы, покосился на часы — «Ролекс», отметила я, — а затем рассеянно взглянул в нашу сторону и вдруг тоже заметил меня. Зрачки его на секунду дрогнули, а затем губы растянула та самая глумливая, нахальная усмешка, что когда-то чуть не подвела меня под монастырь.

Миша шагнул в нашу сторону и, не обращая ни малейшего внимания на убийственные взгляды Ландберга, поймал мою руку и поднес к губам. И когда они коснулись моей кожи — наглые, горячие, выбивающие почву из-под ног, — в голове у меня немедленно зашумело и подкосились колени.

Этот чертов мужлан, этот беспринципный пират, этот демон в мужском обличье явно имел надо мной какую-то власть. И я мысленно возблагодарила небо за то, что в свое время все закончилось именно так, как закончилось. Постоянно жить рядом с мужчиной, который действовал на меня подобно дудочке Гамельнского крысолова, точно было мне не под силу. Все же больше всего на свете я ценила собственный здравый рассудок.

— Какая встреча. Очень рад, — проговорил Миша.

— Милая, представь меня своему знакомому, — ревниво задребезжал Роберт.

И я только было открыла рот, как Миша в очередной раз покосился назад, и я наконец поняла, кого он ждет. По ступеням мраморной лестницы медленно, гордо неся свою царственную голову, плыла Мария Левина. Вся такая же статная, величественная, поглядывавшая на всех вокруг как на холопов. Миша же смотрел на нее так же, как в день нашего с ним знакомства. Пристально, не отрываясь, следя за каждым мельчайшим жестом. И мне вдруг стало ясно, что, как бы там ни было, именно эту женщину — немолодую, полноватую и надменную — он все эти годы любил. Было в его взгляде что-то глубокое, настоящее и даже пугающее своей силой.

Впрочем, думать об этом мне не хотелось. Как и о том, вместе ли они теперь, добился ли Миша своего — хотя бы через много лет — или все еще исполняет при диве роль преданного друга и наперсника.

— Нам пора, — тихо проговорила я.

Кивнула Мише и, не дожидаясь Левиной, дернула своего плешивого женишка за руку.

— Кто эти люди? — не унимался он, подходя вместе со мной к дверям ресторана.

— Как, дорогой, неужели ты не знаешь? Это же Мария Левина, знаменитая оперная певица, — провозгласила я и даже головой покачала, как бы игриво упрекая Роберта в невежестве.

Тот тут же надул щеки и гордо заявил:

— Ну конечно же, я ее узнал. Я ведь ценитель оперы, ты знаешь.

«Ага, знаю, — подумала я. — Ты очень мелодично храпел все второе действие „Травиаты“».

— Но я спрашивал про этого мужлана, который поцеловал тебе руку.

— Ах это… — беспечно протянула я. — Это так, никто. Не бери в голову, дорогой.

В эту минуту мы подошли к дверям ресторана. Навстречу нам выскочил услужливый метрдотель, и Роберт сказал ему:

— У нас заказан столик. На имя Роберта Ландберга и мисс Миры Гришин.

* * *

— Вам принести еще что-нибудь? — спрашивает меня по-турецки официант.

И очертания родного города перед моими глазами постепенно рассеиваются, словно смытые той самой первой весенней грозой. Еще одна короткая зарисовка, еще одна прожитая на нескольких страницах чужая судьба, еще одно созданное из воспоминаний, случайно подслушанных реплик, увиденных сценок и собственных фантазий лоскутное одеяло.

— Салеп, пожалуйста, — отзываюсь я и снова перевожу взгляд за окно, где мерцают в густой черноморской ночи бледные звезды.