День поминовения

Покорилась я Божьему веленью, Васиному хотенью. Пожили в нашем селе недолго, Васю послали работать в Звенигород, дали нам комнату в большом доме, общем, когда-то у купца отнятом. Комнату да кусок сада под окнами, не более сотки. Заскучала я в этой клетке, как птица пойманная, но долго скучать не пришлось. Вася пошел служить в Красную Армию за Урал, а я уехала к своим, в родное село. Там и родила свою первенькую — Алевтинку.

Потом одно за другим, и за год все перевернулось: сестру выдали в другое село, отец заболел тяжко и вскоре помер, и остались мы с мамой и моей дочкой одне. А потом вышел случай наш дом деревенский продать, а в Звенигороде другой купить, чтобы с матерью мне не разлучаться. И стали мы звенигородские до конца жизни.

Служит мой Василий Петрович в армии, на второй год вызвал — приезжай навестить, а то никто не верит, что я женатый, к другим жены приезжают, не приедешь, так знай — девушек и тут много есть. Не хотелось, но съездила. Про дом ничего не сказала, дом-то на меня купили, как я стала звенигородская. Сколько-то денег и я добавила, продала из своих вещей что было хорошего. Но боялась я мужа и не сказала. Вася в армии специальность получил по строительному делу: и плотничал, и штукатурил, а кроме того, полюбилось ему столярничать. Отец мой сказал бы: “Вот и руки у него отросли”.

Как вернулся Василий из армии, он нам эти руки и доказал. Приехал в нашу комнату — она на замке, соседи сказали, где меня искать. Налетел на нас с мамой, как туча с громом. Все расшвырял, разметал,— я здесь жить не буду, пошли, Лизка, домой, как ты без меня смела дом покупать. А я ему: “Васенька, ты что, я не на твои деньги, на мамины. Чем тебе дом плох? Ты ему порадуйся, дому-то, неужто лучше в общежитии ютиться?” А Вася в ответ дверью вдарил, аж филенка выскочила, и ушел.

Домик у нас с мамой хороший, старенький, но крепкий, над домом липы высокие, лет сто, не меньше, позади сад и огород, яблони растут, смородина, малина. Четыре окошечка на палисадник — это зальце, да четыре в сад — комнатка, кухонька. Посредине дома печь русская, деревенская, весь дом греет. Мы с мамой сад уже обрядили, малину прочистили, смородины подсадили, яблоням сухие ветки срезали, стволы известкой забелили. Позади дома овощи, картошка, а в палисаднике цветы разные посажены. Хорошо! Чем Васе немило?

Однако месяца не прошло, вернулся Василий. Но не по-хорошему. Говорит, что с тещей жить не хочет, давай дом разделим надвое. Мама у меня тихая, ласковая. Обиделась, но меня уговаривает. Согласись, Лизанька, пускай дом делит, не отнимать же у дочери отца через такой капрыз, не расходиться же тебе с мужем из такой малости. А я все равно с тобой буду, хоть и за стенкой.

Еще раз попробовала его уговорить, а он мне в ответ: мне, может, вообще с тобой жить не следует — я комсомольский работник в районном масштабе, а ты что? Ты швея-надомница и к тому же религиозно одурманенная женщина. Ах, я ему говорю, как ты с меня клятву брал на паперти, тебе не мешало, что я “в дурмане”, а теперь не по нраву. Если не подхожу я тебе, найди другую, которая без клятвы за тобой пойдет и с преогромным удовольствием. Не понравилось Васе, как я сказала, замолчал.

Уступила я ему, давай дели дом, порти на свой лад. Он все сам, своими руками, и стенки поставил, и двери навесил, и вторые сенцы пристроил. Суродовал дом: вместо зальца в четыре окна получились две узенькие комнатки, а кухню с комнатой, что окнами в сад, разделил на четыре клетушки. Сделал по-своему и стал добрый: вот вам дверка из одной кухоньки в другую, ходите друг к дружке, когда захочете.

Устроился Вася вскоре столяром на мебельную фабрику. Я ему говорю: давай образование заканчивай, у тебя ж только четыре класса. Пошел в ФЗУ поступать, ребята его на смех, во какой дядька заявился. Не стал учиться: я, мол, и так хороший столяр, обойдусь без учения. Столярничает, но разряд дали низкий, обидно.

Живем мирно, утих. Я работаю надомницей, шью рабочую одежду, рукавицы брезентовые, две машинки у нас, и мама помогает, вдвоем по хозяйству управляемся.

Теперь так — ждем второго ребенка, Вася с утра до вечера про сынка толкует, люльку-качалку сготовил, уже и саночки ладит, сынка катать. Рожала в больнице, она у нас рядом, старая больница, в ней Чехов-писатель работал, врачом.