День поминовения

– Господи, Айрис, с чего ты это взяла?

Она не ответила, но настойчиво повторила:

– Тебе никогда не приходило это в голову?

– Конечно, нет. Разумеется, это было самоубийство.

Айрис промолчала.

– Кто навел тебя на эту мысль?

Она уже готова была раскрыть ему невероятную историю Джорджа, но все-таки сдержалась.

– Просто сама пришла в голову, – медленно произнесла она.

– Вот и выкинь ее из головы, моя неразумная кошечка, – Энтони чуть приподнял девушку и легонько поцеловал в щеку. – Неразумная испуганная кошечка. Забудь о Розмари. Думай только обо мне.

Глава 4

Попыхивая трубкой, полковник Рейс задумчиво поглядывал на Джорджа Бартона. Он помнил его еще мальчишкой – дядя Джорджа был загородным соседом Рейсов. Разница в возрасте между мужчинами составляла лет двадцать. Полковнику было за шестьдесят – высокий, прямой, с военной выправкой, загорелый, ежик седых волос, темные проницательные глаза.

Эти двое никогда не были особенно близки, но Бартон остался в памяти Рейса, как «молодой Джордж», один из тех туманных персонажей, с кем связаны «былые времена».

В эту минуту полковник думал: он и понятия не имеет, что за человек этот «молодой Джордж». В последние годы они изредка встречались, но у них практически не было точек соприкосновения. Рейс был непоседой, этаким «строителем империи» – почти всю жизнь провел за пределами Англии. А Джордж – ярко выраженный горожанин. Их ничто не связывало, и когда они встречались, могли лишь обменяться пресными воспоминаниями об «ушедших днях», а потом повисала неловкая тишина. Полковник не был мастером вести светскую беседу; романисты прежнего поколения вполне могли бы писать с него своих неразговорчивых, но крепких духом героев.

И сейчас Рейс думал: почему «молодой Джордж» так настаивал на их встрече? За год, прошедший со дня их последней встречи, Джордж Бартон заметно изменился. Он всегда производил впечатление зануды – осторожный, практичный, лишенный фантазии. И вот с ним явно что-то произошло. Какая-то нервозность, кошачьи повадки… У него уже три раза гасла сигара, что было совсем на него не похоже.

Рейс вынул трубку изо рта.

– Итак, молодой Джордж, что-то случилось?

– Вы правы, Рейс, – случилось. И мне очень нужен ваш совет – а возможно, и помощь.

Полковник кивнул, выражая готовность слушать.

– Почти год назад я пригласил вас отужинать с нами в Лондоне, в ресторане «Люксембург». Но вы в последнюю минуту отбыли за границу.

Рейс снова кивнул:

– В Южную Африку.

– Во время того ужина моя жена умерла.

Рейс поерзал в кресле.

– Знаю. Читал в газетах. Сейчас не стал выражать вам по этому поводу соболезнования – к чему сыпать соль на рану? Но, конечно же, старина, я вам сочувствую.

– Да, спасибо. Но дело вовсе не в этом. Предполагалось, что моя жена покончила жизнь самоубийством.

Рейс сразу выделил ключевое слово. Брови его поднялись.

– Предполагалось?

– Вот, прочитайте.

Джордж Бартон передал собеседнику два письма. Брови Рейса поднялись еще выше.

– Анонимные?

– Да. Но я им верю.

Рейс медленно покачал головой.

– Это весьма опасно. Вы не представляете себе, сколько злобных и лживых писем пишется после любого события, которое попало в прессу.

– Знаю. Но эти письма не были написаны тогда – они написаны шесть месяцев спустя.

Рейс кивнул.

– Это несколько меняет дело. И кто, по-вашему, мог их написать?

– Не знаю. Да особенно и не хочу знать. Главное – я верю тому, что в них написано. Мою жену убили.

Рейс отложил трубку. Выпрямился в кресле.

– Почему вы так считаете? Вы что-то подозревали уже тогда? Что-то подозревала полиция?

– Тогда я был ошеломлен, совершенно выбит из колеи. И просто согласился с заключением следствия. Жена переболела гриппом, была подавлена. Других версий не выдвигалось – только самоубийство. Вещество обнаружили у нее в сумочке.

– Какое вещество?

– Цианид.

– Да, помню. Она приняла его вместе с шампанским.

– Точно. И тогда объяснение казалось простым и понятным.

– Она никогда не заводила разговор о самоубийстве?

– Нет. Розмари, – добавил Джордж Бартон, – любила жизнь.

Рейс кивнул. Жену Джорджа он видел лишь однажды. Пустоголовая красотка – вот какое впечатление осталось после той встречи. Конечно же, меланхолия таким не свойственна.

– А медицинское заключение – в каком душевном состоянии она была и тому подобное?

– Семейный доктор Розмари – пожилой человек, знающий сестер Марль с детства, – в то время совершал какой-то круиз. И от гриппа Розмари лечил его партнер, доктор помоложе. Насколько помню, он сказал, что после такой формы гриппа человек часто впадает в тяжелую депрессию.

Джордж помолчал, потом продолжил:

– С семейным врачом Розмари я поговорил позже – когда получил эти письма. Понятно, что о письмах я ему ничего не сказал, просто хотел выяснить, что же произошло. И он сказал мне, что происшедшее весьма и весьма его удивило. Ему бы такое и в голову не пришло, у Розмари не было ни малейшей склонности к самоубийству. Из этого следует, добавил он, любой пациент, даже хорошо тебе известный, способен удивить и совершить поступок, которого от него никак не ждешь.

Джордж умолк, потом заговорил снова: