День поминовения

– После разговора с ним я понял, что совершенно не верю в самоубийство Розмари. Все-таки я очень хорошо ее знал. Конечно, у нее бывали бурные приступы недовольства. Какие-то вещи ее изматывали, порой она действовала поспешно и необдуманно, но покончить со всем раз и навсегда – это было совершенно не в ее духе.

Рейс не без смущения пробурчал:

– А помимо депрессии, как таковой, мог у нее быть другой мотив для самоубийства? Может, было что-то конкретное, от чего она страдала?

– Я… нет… она бывала иногда раздраженной.

Избегая взгляда собеседника, Рейс спросил:

– А мелодрама была ей свойственна? Я видел ее лишь однажды. Но есть люди, которым попытка самоубийства будоражит кровь – обычно, когда они с кем-то поссорились. Возникает такой детский мотив: «Вы еще об этом пожалеете!»

– Мы с Розмари не ссорились.

– Понятно. Я бы сказал, что цианистый калий несовместим с подобными попытками. Не та вещь, с которой можно безобидно дурачиться, это всем известно.

– И еще. Задумай Розмари свести счеты с жизнью, вряд ли она избрала бы такой способ: болезненный, уродливый… Скорее ей подошла бы большая доза снотворного.

– Согласен. А откуда у нее цианид – об этом что-то известно?

– Нет. Как-то она останавливалась у знакомых за городом, и они пытались разорить осиное гнездо. Предположили, что тогда к ней и могли попасть кристаллы цианистого калия.

– Да, сейчас раздобыть цианистый калий нетрудно. Он есть у многих садовников.

После паузы Рейс продолжил:

– Позволю себе обобщить услышанное. Ничто не указывало на склонность к самоубийству или намерение его совершить. Свидетельств в пользу этой версии нет. С другой стороны, не было никаких улик, наводящих на мысль об убийстве, иначе полиция обратила бы на них внимание. В отсутствии бдительности ее не упрекнешь.

– Да, сама идея убийства казалась какой-то фантастикой.

– Но полгода спустя никакой фантастики вы тут не видите?

– Мне кажется, – медленно заговорил Джордж, – что результат расследования не устраивал меня с самого начала. Похоже, я внутренне был готов к тому, что содержимое этих писем – когда и если они появятся – меня не сильно удивит.

– Понятно, – Рейс снова кивнул. – Что ж, выкладывайте. Кого вы подозреваете?

Джордж подался вперед, лицо его дернулось.

– В этом-то и ужас положения. Если Розмари убили, это сделал один из тех, кто сидел в тот вечер за столом, один из наших друзей. Больше к столу никто не подходил.

– А официанты? Кто разливал вино?

– Чарльз, старший официант в «Люксембурге». Знаете Чарльза?

Рейс согласно кивнул. Чарльза знали все. Чтобы тот намеренно отравил клиента – представить себе такое просто невозможно.

– А обслуживал нас Джузеппе. Мы хорошо его знаем. Я бываю в «Люксембурге» много лет. Все эти годы меня обслуживал именно он. Это веселый и симпатичный человек.

– Значит, переходим к гостям. Кто сидел за столом?

– Стивен Фарради, член парламента. Его жена, леди Александра Фарради. Моя секретарша, Рут Лессинг. Некто Энтони Браун, сестра Розмари Айрис и я. Всего семь человек. Мы хотели, чтобы их было восемь, и восьмым должны были быть вы. Когда стало известно, что вас не будет, мы уже не смогли найти подходящую замену.

– Понятно. Так кто же, на ваш взгляд, это сделал?

– Не знаю! – выкрикнул Джордж. – Говорю же вам, что не знаю. Если бы я…

– Хорошо, ладно. Просто я думал, что вы подозреваете кого-то конкретно. Ну, особых сложностей я тут не предвижу. Как вы сидели – начиная с вас?

– Справа от меня сидела Сандра Фарради. Дальше – Энтони Браун. За ним – Розмари. Потом – Стивен Фарради, Айрис, а слева от меня сидела Рут Лессинг.

– Ясно. А в начале вечера ваша жена шампанское уже пила?

– Да. Бокалы наполняли несколько раз. Все случилось, когда на сцене было кабаре. Шум, громкая музыка, чернокожие танцовщики и танцовщицы, мы сидели и смотрели на них. Она сползла на стол как раз перед тем, как зажегся свет. Может быть, вскрикнула, пыталась судорожно глотнуть воздух – но никто ничего не слышал. Доктор сказал, что смерть наступила практически мгновенно. Слава богу, что так.

– Вы правы. Что ж, Бартон, по чисто внешним признакам все совершенно ясно.

– То есть?

– Конечно, это Стивен Фарради. Он сидел от нее справа. Ее бокал с шампанским стоял возле его левой руки. Свет притушен, общее внимание на сцену – ничто не мешало ему подсыпать яд в бокал. Ни у кого другого такой возможности не было. Я знаю столы в «Люксембурге». Они достаточно широкие, едва ли кто-то мог наклониться через стол – это было бы заметно, даже в полумраке. И к тому, кто сидел от Розмари слева, это тоже относится. Как он мог что-то положить в ее бокал? Тянуться прямо перед ней? Есть еще один вариант, но давайте начнем с того, что лежит на поверхности. Стивен Фарради, член парламента, – у него были причины разделаться с вашей женой?

Джордж ответил приглушенным голосом:

– Они… они были близкими друзьями. Если… если, к примеру, Розмари его отвергла, возможно, он хотел ей отомстить.

– Ну, это какая-то мелодрама. Другого мотива предложить не можете?

– Нет, – ответил Джордж.