День поминовения

– Откуда вы об этом знаете?

– Я слышала, как она сказала об этом леди Александре – в гардеробной, где мы снимали верхнюю одежду. Розмари сказала: «Жаль, что у меня нет с собой ничего от головной боли». По счастью, у леди Александры такие пилюли были, она их Розмари и дала.

Рука полковника с бокалом в руке застыла в воздухе.

– И та взяла?

– Да.

Не донеся бокала до губ, Рейс опустил его и посмотрел на собеседницу. Вид у нее был безмятежный, она не придала никакой важности тому, что только что сказала. Но это было важно. Ведь со своего места за столом Сандре было труднее других незаметно положить что-то в бокал Розмари. Теперь стало ясно, что у нее была другая возможность дать Розмари яд. Например, в медицинской пилюле. Обычная пилюля растворяется за несколько минут, но, возможно, эта была какая-то особая, со слоем желатина или какого-то другого вещества. Либо Розмари проглотила ее не сразу, а чуть позже.

– Вы видели, что она ее приняла? – резко спросил он.

– Что-что?

По ее удивленному лицу он понял: мысли ее бродят где-то далеко.

– Вы видели, что Розмари Бартон проглотила пилюлю?

Рут вздрогнула.

– Я… нет, не видела. Она просто поблагодарила леди Александру.

То есть Розмари могла положить пилюлю в сумочку, а потом, во время кабаре, когда головная боль усилилась, опустить ее в свой бокал шампанского и дать ей раствориться. Это, конечно, всего лишь предположение, но пищу для размышлений дает.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

Глаза Рут вдруг сузились, в них замелькали вопросы. А он следил, как ему казалось, за работой ее интеллекта.

Наконец она сказала:

– Я поняла. Поэтому Джордж и купил этот дом – быть поближе к Фарради. Теперь понятно, почему он не рассказал мне об этих письмах. В первую минуту меня это просто поразило – как же так? Конечно, раз он этим письмам верил, получается, что убил ее один из нас – из пяти человек, кто сидел тогда за столом. Этим человеком… вполне могла быть и я!

Рейс спросил, как можно мягче:

– А у вас были причины убивать Розмари Бартон?

Ему показалось, что Рут не услышала его вопроса. Она сидела совершенно неподвижно, опустив глаза к полу.

Но вот она глубоко вздохнула, подняла голову – и решительно посмотрела ему в глаза.

– О таких вещах не принято говорить, – начала она. – Но, наверное, вам следует знать. Я любила Джорджа Бартона. Еще с той поры, когда он даже не встретил Розмари. Скорее всего, он об этом не догадывался и, уж во всяком случае, не отвечал взаимностью. Он был ко мне привязан, даже очень – но это совсем другое дело. И все же я думала, что могла бы стать ему хорошей женой, сделать его счастливым. Он любил Розмари, но счастлив с ней не был.

– А вы, – спросил Рейс мягко, – ее недолюбливали?

– Да. Поймите, она была очень красивой, очень привлекательной, на свой манер даже очаровательной. Впрочем, на меня ее чары не распространялись никогда. Да, я ее недолюбливала. Конечно, ее смерть меня потрясла, потрясло и то, как она умерла – но большого сожаления не было. Боюсь, я даже была рада.

Она умолкла.

– Давайте поговорим о чем-то другом.

– Я бы хотел, – быстро ответил Рейс, – чтобы вы подробно рассказали мне все, что помните, о вчерашнем дне, с самого утра, особенно все, что делал или говорил Джордж.

Рут деловито описала события вчерашнего утра: Джордж был раздражен назойливостью Виктора, она по его поручению звонила в Южную Америку, вела необходимые переговоры и, к удовольствию Джорджа, уладила дело. Потом приехала в «Люксембург», где возбужденный Джордж пытался играть роль хозяина. Так она дошла до финального момента трагедии. Ее версия событий во всех отношениях совпадала с тем, что ему уже было известно.

Нахмурившись, Рут заговорила о том, чего не мог взять в толк и он сам.

– Это не было самоубийством, уверена, но откуда взяться убийству? Как его совершить? Ответ – никто из нас отравить его не мог! Значит, кто-то подсыпал в бокал Джорджа яд, пока мы все танцевали? Если так – то кто? Что-то здесь не стыкуется.

– Свидетели говорят, что, пока вы танцевали, к столу никто не подходил.

– Вот видите – не стыкуется! Не мог же цианид попасть в бокал сам!

– Может быть, у вас все-таки есть какие-то мысли – или подозрения – о том, кто мог положить цианид в бокал? Обдумайте еще раз события вчерашнего вечера. Может, было хоть что-то, какая-то мелочь, которая кажется подозрительной, пусть в самой малой степени?

Рейс увидел, что лицо ее изменилось, в глазах мелькнула тень сомнения. После крохотной, бесконечно малой паузы она ответила:

– Ничего.

Но что-то было. Он это почувствовал. Она что-то услышала, заметила, но по какой-то причине решила оставить это при себе.

Давить на нее он не стал – Рут не из тех, с кем подобный метод уместен. Если у нее есть причина что-то утаить, решения она не изменит.

И все же что-то было. Это знание ободрило его, придало уверенности. В окружавшей его непроницаемой стене появилась легкая трещинка.

Рейс распростился с Рут после обеда и поехал на Элвастон-сквер, но мысли были заняты ею.