День рождения

Снег так и валит. Ютка советовала чаще подметать тротуар. Боришка накидывает куртку и спешит на улицу. Метут на улице и другие дворники. Перечница машет ей рукой и кричит: «Сервус, Иллеш, выше держи метлу, так будет легче». Действительно, так легче. И вообще сегодня работать ей легче, чем вчера вечером.

С Цилой она поделилась своей тайной, и это поможет легче снести незаслуженный гнев отца. Вот мама, та всегда понимает, что не все так просто, как кажется. Сестра тоже это поняла. А отцу, если он сам ничего не чувствует, не станет же она объяснять. Да и не объяснишь: тогда сразу все выявится про Сильвию. А в общем-то, все произошло из-за того, что отец видел ее из троллейбуса «гуляющей по улице» и что ей пришлось работать до закрытия магазина…

Подметать улицу Бори уже научилась; теперь и она танцует, можно сказать — почти парит над заснеженным тротуаром, как Ютка. Снежные звездочки искрятся на свету. Бори посыпает тротуар шлаком, подметает еще раз снег у подъезда и мчится на четвертый этаж. Ее уже совсем не волнует, что здесь она может столкнуться носом к носу с Сильвией. Она подметает лестницу, тихо мурлыча какую-то мелодию, совсем как мать.

— Не вижу, — говорит Миши, выглядывая в форточку кухонной двери, — но зато слышу, что она делает. Только что мела лестницу, а сейчас уже на дворе. — Тут Миши захлопывает кухонную дверь и говорит: — Идет!

Боришка входит в квартиру, снимает куртку, моет руки. Нерешительно посматривает на дверь в комнату: там, кажется, уже проснулись и шепотом разговаривают. Надо бы сказать им, что завтрак готов и ванная натоплена — можно купаться, но она стоит, не смея постучать в дверь. Лучше подождет, пока кто-нибудь сам выйдет и скажет, что делать дальше. Боришка садится на табуретку и смотрит в окно, как кружатся и падают снежинки. Пусть надают — с тротуара она хорошо счистила снег, не скоро снова насыплет. Вдруг Бори вздрагивает и поворачивается: за ее спиной отворяется дверь. На пороге стоит и, позевывая, потягивается Миши в халате поверх пижамы. Боришка не решается поздороваться первой: вчера ведь он не ответил на ее приветствие.

— Сервус, — говорит Миши как ни в чем не бывало. — Привет мартышке с косичкой! — И он треплет ее за волосы, подхватывает за руки, кружит, на удивление Боришке.

Миши каждый раз, приезжая, приветствует ее такими словами, в ответ на которые нужно визжать и вопить: «Оглобля! Каланча!» Но сегодня игры не получается: ведь он приехал не только что, а вчера. Поэтому, очутившись снова на земле, она лишь тихо произносит:

— Сервус, Миши! — и смотрит на него серьезным, пристальным взглядом.

— Мартышка с косичкой! — горланит Миши еще громче. — У, противная!

Снова отворяется дверь, выглядывает Цила.

— Ах, это Бори! — восклицает она. — Пришла наша Боришка! Луковое горюшко! Я ж тебя с самого лета не видала! Ты что же, даже поцеловать меня не хочешь?

Что это?

Цила подходит, широко раскрыв объятия, как обычно, когда приезжает из Мишкольца. Боришка же, не двигаясь с места, стоит и удивленно смотрит на нее.

— Ну иди ж ко мне, сердечко мое!

Старшая сестра настежь распахивает дверь, и Бори входит в комнату. Здесь уже кто-то убрал постели, спрятал чемоданы, только шторы на окнах все еще спущены. На столике елка, все свечи на ней зажжены, горят и бенгальские огоньки, а под елкой — для каждого на своем обычном месте — подарки: для мамы, отца, Цилы и Миши. И ее тоже: лыжи, прислоненные к столу, и какое-то красивое кружевное чудо, белое, розовое, голубое, — ночные сорочки. Потрескивают свечи, слепит бенгальский огонь. А на самом видном месте — купленные вчера ею подарки: коробка с почтовым набором, платок… Вот Цила берет и развертывает его. А подоспевший Миши уже наигрывает на губной гармошке, у которой, оказывается, на редкость противное звучание.

Только теперь Бори замечает отца. Он стоит в самом углу. Отец подходит к столу, берет коробку с почтовым набором, осматривает ее со всех сторон, приоткрывает и, вынув один конверт, смотрит его на свет против свечи.

— О, — восклицает Цила, — это же красивейший в мире платок!

И Миши еще яростнее дует в гармонику, а рукой подает Боришке знаки, что, мол, такой замечательной забавы он еще в жизни ни от кого не получал в подарок. Боришка, прислонившись к дверной притолоке, глотает соленые слезы. Но вот уже отец рядом с ней. В одной руке у него все еще коробка с бумагой и конвертами, другой он гладит Боришкину голову. И свечи, кажется, совсем весело потрескивают.

— Голубой кораблик! — не может налюбоваться Цила. — До чего же ты хорош!

И верещит гармоника.

— Более приятной бумаги мне что-то и видеть не доводилось, — признается отец. — На такой писать письма — одно удовольствие! Правда. Бори, хороший у нас сегодня сочельник? Ну что ж, дети, желаю вам всем счастливого праздника!

XVIII. Беньямин Эперьеш — вторично