День Рождения

Мы все сидели на веранде и разговаривали. И тут как-то неожиданно моя мама сказала дедушке с претензией:

– Вот внук был в больнице, а дед не забрал внука-то! На метро повезли.

Лицо деда изменилось, он очень расстроился, не от слов матери, а от того, что не помог тогда, когда он был нужен.

– Что ж ты не позвонил? – спросил он, взяв меня за руку.

В его глазах были такая грусть и вина, что у меня навернулись слезы на глаза. Мне было так неловко за маму, за ее слова…

Я знал, что если бы моя мама позвонила деду, он бы приехал, обязательно! А я не мог позвонить, я был маленький, я даже не знал его телефона!

Мой дед сделал очень много для всех нас, всегда помогал, и мы до сих пор пользуемся тем, что он нам дал.

Он умер во сне. Говорят, так умирают те, кого любит тот, кто знает о нас все.

И только Ему решать, кто грешен, а кто свят.

Мона Лиза

Мы ехали на электричке из гостей. Из Солнечногорска. Это сейчас я знаю, что из Солнечногорска, а тогда я просто ехал поздним вечером из гостей с папой, мамой и сестрой.

В вагоне было холодно, мы сидели на деревянных сиденьях, одетые по-зимнему: в шапках, теплых штанах, шубах, варежках, а я даже в валенках. С галошами, конечно. Папа, я и моя старшая сестра сидели вместе на одном сиденье, а мама сидела напротив. Сестра смотрела в окно, папа читал газету, мама просто о чем-то думала. Но она не одна сидела напротив. Через пустое место посередине, на краю, напротив папы и наискосок от меня сидела женщина. Она была в черном. Черное пальто и меховая черная шапка, черные перчатки, юбка и сапоги. А еще у нее были темные глаза, наверное, черные. Освещение в электричках не очень яркое, поэтому ее глаза казались мне черными. Я не обращал на нее внимания, пока разглядывал все вокруг и просто смотрел, что читает папа и куда смотрит мама.

Но она смотрела на меня. Эта женщина. Пристально, долго, почти не мигая, прямо в глаза. И улыбалась. Как Мона Лиза на картине Леонардо да Винчи. Несмотря на то, что мне было мало лет, я видел эту картину, и она мне совсем не нравилась. Особенно эта улыбка…

Вот и сейчас я все больше и больше паниковал. А потом мне стало совсем страшно. Я ерзал на сиденье, нервничал и, когда совсем уже не мог выдерживать этот пристальный взгляд, чтобы привлечь внимание папы, спросил его шепотом:

– Папа, а почему тетя так на меня смотрит?

– Ну смотрит и смотрит, что такого? – ответил, совсем меня не успокоив своим ответом, папа.

– Папа спрячь меня, мне страшно! – как можно тише попросил я папу.

– Иди сюда, – папа, снисходительно усмехнувшись, посмотрел на меня, обнял правой рукой и спрятал за широко раскрытой газетой.

Ее взгляд. Мне казалось, что она меня гипнотизирует и что она сможет загипнотизировать маму, папу и сестру и потом забрать меня к себе, как Снежная Королева… От этих мыслей у меня даже навернулись слезы, и я еще сильнее прижался к папе.

Я понимаю сейчас, что, наверное, эта женщина просто смотрела на меня и по-доброму улыбалась. Возможно, я ей понравился и показался ей смышленым и симпатичным ребенком, глядя на которого она отвлеклась от каких-то других своих мыслей.

Возможно…

Надо верить детям, когда им страшно или что-то кажется. Для них это очень серьезно и совсем не понарошку, совсем…

Я помню эту сцену в электричке очень отчетливо, в мельчайших деталях, как будто она произошла вчера или даже сегодня вечером…

А может, мне действительно было чего бояться?

Ботинки

Папе поручили укладывать меня спать в новом доме там, где была кирпичная печка. Все взрослые играли в карты в старом доме. Приехали мой старший двоюродный брат, его мама (моя тетя), моя мама и старшая сестра. Карты – это была их страсть. Играли эмоционально, шутя и подтрунивая друг над другом.

Папа заснул моментально, а мне не спалось. Да и свет горел. Не потратил я к тому времени всех своих сил за день. Лежал и думал, что буду делать завтра, во что и с кем буду играть.

Лежа на спине и глядя в потолок, вдруг заметил, что из другой комнаты просачивается через дверь дым. Я начал изо всех сил трясти и будить папу.

– Папа, вставай! Дым! Папа! Пожар! Горим!

Отец проснулся, вскочил и побежал в другую комнату, я за ним.

Там была дверь печки, в которую кладут дрова, плита, на которой можно было готовить и сушить дрова, и другие вещи, например, ботинки, если дрова в печке выгорели дотла и она уже остывала.