День рождения

Закия разложила на холстине, расстеленной в тени березы, посуду и помогла дочистить картошку.

— Давайте закончим работу поскорее и пойдем искупаемся.

«Умница! Мой младшенький не пропадет с Закией, — подумала мать и тут же пожалела, что не поженили они Ти-мергали. — Двадцать четвертый год идет, а все еще один! Не послушался отца с матерью. Женился бы до армии, как было бы хорошо. Сколько сватали мы ему дочку соседа, почему-то не захотел. Разве может взрослая девушка два-три года ждать? Взяла да вышла замуж. Сейчас так славно живут. Правда ли, что любит он Тагзиму, как говорят люди? Нет, не должно этого. быть. Какой стыд-позор, если молодой холостой парень полюбит разведенную женщину! Да и я сама смогу ли назвать невесткой женщину, которая не по душе? Правда, теперь дети редко спрашивают у своих родителей, на ком жениться…»

Солнце поднялось высоко над головой. На обед собрались мужчины, которые работали на горе. За ними пришли женщины и школьники. Только Хабибулла все еще таскал скошенную зеленую траву на арбу.

Издали наметом приближался всадник. Стали гадать, кто это так гонит коня.

— Да это же Сабир! — угадала Зоя-апай.

— Сабиру нельзя лошадь доверять! Как сядет в седло, гонит безжалостно…

— Раз не умеет ездить, будет теперь пешком ходить, — сказал рассерженным тоном бригадир и пошел навстречу верховому.

Но Сабир, не обращая на него внимания, подскакал прямо к костру, где вокруг скатерти сидели мужчины, и крикнул задыхаясь:

— Война началась!.. Война!

Бригадир не поверил его словам. Он вырвал у Сабира поводья и закричал:

— Слезай, провокатор!

Испуганная лошадь отпрянула назад. Чуть не вылетевший из седла Сабир схватился за ее гриву.

— Я не шучу…

— Кто сказал?

— Из района сообщили.

Бригадир не знал, верить ему или не верить. Он с надеждой посмотрел на односельчан:

— Как же это? Жили себе мирно-спокойно… И вдруг сегодня — война!.. Что же теперь будет?

Колхозники были поражены вестью.

— Война?

— Какая война?…

От реки бежала ватага мальчишек. Кто-то из них радостно кричал:

— Война! Война! Ребята!.. Война началась! Ну, дадим мы теперь врагу!

Увидев встревоженные лица взрослых, мальчишки сразу замолкли и притихли.

Колхозники окружили Сабира. Так и не дознавшись от него, где, когда, как началась война, быстро собрались домой. Теперь было не до еды.

Через несколько минут на поляне остались лишь Хабибулла и Малика.

Тишина стояла необычная. Все вокруг оставалось неизменным. День такой же ясный. Солнце печет с такой же силой. Жарко. Внизу, в уреме у реки, поет соловей. Трели у него короткие, голос писклявый, странный. Два-три раза свистнет и долго молчит, словно проверяя свое мастерство. Это, наверно, маленький соловушка учится петь. Вот опять… Опять… У остальных птиц, перелетающих с ветки на ветку, с дерева на дерево, голоса по-прежнему радостные, беспечные. Жизнь их идет своим чередом, корма сколько угодно, птенцы при них. Что йм горе людей! А сыновья Хабибуллы далеко от дома. Какая судьба ждет их? Что с Тимергали, который служит на границе? Если правда, что война началась, то первый удар примет граница.

Безрадостные мысли ни на минуту не покидали Хабибуллу. Он механически запряг Белолобого в телегу, собрал пожитки, брошенные колхозниками второпях, сложил всю посуду, завернул в платок хлеб.

Малика выливала суп из чашек в казан. Услыхав, что она беспрестанно шмыгает носом, Хабибулла рассердился:

— Перестань!

Малика уголком головного платка утерла слезы. Но не могла долго удержаться, присела перед казаном и начала рыдать еще громче:

— Тимергали мой… и-и-ии, сыночек мой!..

— Ну, будет тебе, будет! Нечего раньше времени слезы лить, — говорил Хабибулла, успокаивая жену. — Ничего еще не известно. Может, все это неправда. А если правда, то что аллах пошлет, то и переживем. От судьбы не уйдешь.

Когда Малика немного успокоилась, Хабибулла вылил суп в яму, прибрал на таборе. Закончив все дела, подошел к жене, окаменело стоявшей под березой, положил ей руку на плечо:

— Садись, ехать надо.

В дороге мать молчала, Хабибулла же, наоборот, желая немного отвлечь жену от мрачных мыслей, то без конца болтал, то без причины хохотал или покрикивал, погоняя лошадь:

— Но-о-о! Живей шагай, Белолобый! — Он тронул за локоть сидевшую с опущенной головой жену, улыбнулся: — Вспомнил я одну историю про нас. Давно было, когда я еще мальчишкой бегал. Бадруш-бабай выдал свою дочь Афаззу за парня из соседнего аула. Сыграли свадьбу. Повез зять Жену в свой аул. По дороге увидел их какой-то чудак и сочинил частушку: у твоей Афаззы нос приплюснутый очень. А жених был с норовом, его это так задело, что он сбежал от жены! — Хабибулла долго и громко хохотал над своим рассказом, но это не помогло — Малика даже не улыбнулась. — Ну хватит, эсэхе, не мучай себя…

Возле правления собрался народ. Хабибулла передал вожжи жене:

— Ты пока езжай домой.

— Быстрее приходи, — ответила Малика.

Хабибулла кивнул и, питая в душе еще какую-то надежду, подошел к собравшимся и спросил:

— Правда?

— Правда, — ответил Хабибулле старый Заният.

Собрав все силы, Хабибулла держался. Уж не сон ли