Майор начал собирать лежавшие на столе бумаги:
— Гвардии лейтенант Губайдуллин, извините за то, что побеспокоили вас. Можете, возвращаться во взвод.
Но теперь Губайдуллину было ясно, что все происшедшее было так или иначе связано с судьбой Тимергали, — видимо, с ним что-то неладно.
— Товарищ майор, пожалуйста, объясните мне: может быть, вы знаете, что с моим братом?
Майор, переглянувшись с Пеньковым, сидевшим напротив, медленно поднялся:
— Не волнуйтесь, гвардии лейтенант. Вам не придется краснеть за вашего старшего брата. Он геройски погиб в схватке с фашистами…
Жуткий смысл слов, которые произносил майор, обрушивался на Миннигали, заволакивал все вокруг, мутил сознание.
— Геройски погиб… — повторил он еле слышно. — А я… я… я еще так надеялся! Отец и мать ждут его. Может, это ошибка, товарищ майор? — Миннигали старался уловить во взгляде майора хоть тень надежды.
— Мне очень жаль, гвардии лейтенант, но это правда. Майор Петров и Ваш старший брат до последней минуты Сражались вместе. Отправив тяжелораненого Петрова в тыл, Тимергали Губайдуллин сражался один против немецких танков. Когда он был тяжело ранен, обвязал себя гранатами и бросился под немецкий танк…
— А можно мне увидеть майора Петрова?
— Петров погиб четвертого августа. Он-то и просил узнать, кто вы такой.
— Откуда знал меня майор Петров?
— Когда он впервые услышал вашу фамилию, он подумал с надеждой, что сержант Губайдуллин остался жив. Но, увидев вас, решил, что кто-то скрывается под именем Губайдуллина Гали Хабибулловпча, и стал собирать сведения о вас… Это недоразумение только теперь разъяснилось…
Миннигали молчал, уставившись в одну точку.
В роте Миннигали старался скрыть свое горе. На сердце было тяжело, невыносимо тяжело. Хотел написать родителям о гибели брата, но раздумал. Зачем тревожить их? Лучше уж пусть не знают ничего. Пусть живут надеждой…
XV
Утром гвардейская стрелковая дивизия Балдынова двинулась на железнодорожный полустанок.
Возле будки стрелочника стоял длинный состав. Раздалась команда:
— По вагонам!..
Поезд, выбрасывая густые черные клубы дыма в синее небо, тронулся с места.
Лишь через два дня пути узнали, что с Таманского полуострова их переправляют на Южный фронт.
Бойцы радовались, словно ехали в гости:
— Даешь Южный фронт!..
Солдат всегда остается солдатом. Каждую свободную минуту он старается повеселиться, отвести душу. Вот и сейчас пошумели, посмеялись, а потом кто-то затянул песню:
Мимо мелькали широкие поля, луга. Миннигали неотрывно глядел на все это и тоже подпевал солдатам.
Потом кто-то завел песню о Матросове на мотив «Ревела буря, дождь шумел»:
Когда допета была потрясшая всех песня, надолго установилась тишина. Лишь вагонные колеса повторяли бесконечное и надоедливое: «Мы едем, мы едем…»
Солдаты, все еще находившиеся под впечатлением песни, были задумчивы.
Миннигали наблюдал за своими товарищами. «Какая судьба их ждет? Может быть, среди них есть и такие, как Александр Матросов, и будущие генералы. Только мертвые не смогут увидеть мирную счастливую жизнь после победы над фашистскими ордами. Навечно ушли из этого мира брат, одноклассники, фронтовые друзья. Нам остается довести войну до победного конца…»
Поезд шел уже двенадцатые сутки. Солдатам надоело слушать шум колес, позвякивание буферов. Время от времени они «встряхивались»: слышался смех, шутки, заворачивались папироски… Те, у кого не было табака, сидели и терпеливо ждали, когда им дадут затянуться.
— Мне половину оставь.
— Мне четвертинку!
— Мне пятнадцать процентов!
— Мне десять!
— А мне на одну затяжку!..
Прибывший с пополнением новый командир роты, широкоплечий, среднего роста, белолицый капитан Борисов протянул Губайдуллину вышитый кисет:
— Закуривай!
— Спасибо, я не курю.
Капитан удивился:
— Вот здорово! А я так и не мог бросить. Теперь придется ждать конца войны.
От Новошахтинска пешим маршем направились к реке Молочной…