День саранчи. Подруга скорбящих

– Какая глупость – швырять несчастный мячик через сеть, которой надо было бы ловить рыбу, – ведь миллионы голодают, мечтая о кусочке селедки.

– Джоан – чемпионка по теннису, – пояснила Алиса.

Миссис Шварцен была рослая женщина с большими руками и ногами и квадратными костлявыми плечами. У нее было миловидное личико восемнадцатилетней и тридцатипятилетняя шея, вся в жилах и сухожилиях. Густой рубиновый загар, отливавший синевой, смягчал разительностью контрасты между лицом и шеей.

– Как жалко, что мы не сразу поедем в публичный дом, – сказала она. – Я их обожаю.

Она повернулась к Тоду и захлопала ресницами:

– А вы, мистер Хекет?

– Ты права, душечка, – ответила за него Алиса. – Ничто так не взбадривает мужчину, как веселый дом. Клин клином вышибают.

– Как ты смеешь меня оскорблять!

Она встала и взяла Тода под руку.

– Сопровождайте меня вон туда. – Она показала на группу мужчин, среди которых стоял Клод.

– Проводите ее, ради бога, – сказала Алиса, – она думает, что они рассказывают сальные анекдоты.

Таща Тода за собой, миссис Шварцен врезалась в кружок.

– Похабничаете? – спросила она. – Обожаю похабные разговоры.

Все вежливо засмеялись.

– Нет, мы о делах, – сказал кто-то.

– Не верю. Будто не слышно по вашим гнусным голосам. Ну же, скажите что-нибудь непристойное.

На этот раз никто не засмеялся.

Тод попробовал высвободить руку, но она держала цепко. Наступило неловкое молчание; потом тот, кого она перебила, попытался начать сначала.

– Кинематограф страдает от излишней робости, – сказал он. – Таким людям, как Кумбс, нельзя спускать.

– Совершенно верно, – поддержал другой. – Приезжает такой вот, деньги гребет лопатой, все время ворчит, как тут паршиво, потом работу запорет и возвращается на Восток рассказывать анекдоты про постановщиков, которых в глаза не видел.

– Боже мой, – сказала миссис Шварцен Тоду громким театральным шепотом, – они и вправду о делах.

– Пойдемте поищем, кто разносит виски, – предложил Тод.

– Нет. Проводите меня в сад. Вы видели, что лежит в бассейне? – Она потащила его за собой.

В саду было душно от аромата мимозы и жимолости. Из прорехи в синем саржевом небе высовывался зернистый месяц, похожий на огромную костяную пуговицу. Дорожка, вымощенная плитняком и зажатая двумя рядами олеандров, привела к бассейну. На дне у глубокого конца он увидел какой-то массивный черный предмет.

– Что это? – спросил он.

Она нажала ногой выключатель, скрытый в корнях кустарника, и ряд придонных фонарей осветил зеленую воду. Предмет оказался дохлой лошадью, вернее – ее реалистическим, в натуральную величину, изображением. Над чудовищно раздутым брюхом торчали прямые негнущиеся ноги. Похожая на молот голова была свернута набок, и из мучительно оскаленного рта свисал тяжелый черный язык.

– Правда, чудесно? – воскликнула миссис Шварцен, хлопая в ладоши и возбужденно подпрыгивая, как девочка.

– Из чего она сделана?

– Значит, вы догадались? Как невежливо! Из резины, конечно. И стоила массу денег.

– Но зачем?

– Для смеха. Однажды мы стояли у бассейна, и кто-то, кажется Джери Апис, сказал, что тут на дне должна лежать дохлая лошадь, – вот Алиса и раздобыла. Правда – прелестно?

– Очень.

– Вы просто вредина. Подумайте, как должны быть счастливы Эсти, показывая ее гостям и выслушивая охи и ахи неподдельного восторга.

Она встала на краю бассейна и несколько раз подряд «охнула и ахнула».

– Она еще там? – донесся чей-то голос.

Тод обернулся и увидел, что по дорожке идут две женщины и мужчина.

– По-моему, брюхо у нее скоро лопнет, – ликуя, откликнулась миссис Шварцен.

– Красота, – сказал мужчина, торопясь подойти поближе.

– Да она же просто надувная, – возразила одна из женщин.

Миссис Шварцен сделала вид, будто вот-вот расплачется.

– Вы ничуть не лучше этого вредного мистера Хекета. Вам просто не терпится разбить мои иллюзии.

Когда она окликнула Тода, он был уже на полпути к дому. Он помахал рукой, но не остановился.

Компания Клода все еще говорила о делах.

– Но как вы избавитесь от неграмотных мойш, которые им правят? Они держат кино мертвой хваткой. В интеллектуальном плане они, может, и папуасы, но зато – чертовски хорошие дельцы. По крайней мере, знают, как прыгнуть в эту лужу и вынырнуть с золотыми часами в зубах.

– Часть из этих миллионов, которые приносят фильмы, им стоило бы снова пускать в дело. Как Рокфеллеры с их Фондом. Раньше Рокфеллеров ненавидели, а теперь, вместо того чтобы вопить об их грязных нефтяных барышах, все восхваляют их за то, что делает Фонд. Ловкий трюк, и киношники могли бы сделать то же самое. Создать Фонд кино и покровительствовать наукам и искусствам. Понимаете, снабдить малину вывеской.

Тод отозвал Клода в сторонку, чтобы попрощаться, но хозяин его не отпустил. Он увел Тода в библиотеку и налил ему и себе шотландского виски. Они сели на кушетку против камина.

– Вы не были в заведении Одри Дженинг? – спросил он.

– Не был, но наслышан порядком.

– Тогда вы должны пойти.

– Не люблю профессионалок.

– А мы не к ним. Просто посмотрим кино.

– Кино меня угнетает.