День саранчи. Подруга скорбящих

– Это прелесть, совершенная прелесть, – сказала миссис Дженинг.

– Да, – подтвердил механик, у которого что-то не ладилось. – Изумительный фильм – «Le Predicament de Marie». В нем есть что-то особенное – прямо-таки даже чересчур волнующее.

Задержка получилась долгой; механик отчаянно хлопотал у аппарата. Миссис Шварцен засвистела и затопала ногами, остальные последовали ее примеру. Они изображали неотесанную публику времен иллюзиона.

– Заснул там? Поехали!

– Ехай сам, а мы пешочком.

– Испортилась машина.

– Чини, сапожник!

Молодой человек наконец отыскал лучом экран, и фильм начался.

LE PREDICAMENT DE MARIE,

ou

LA BONNE DISTRAITE[3]

Мари, или «Bonne», была пышная девушка в очень коротеньком, тесно облегающем форменном платьице из черного шелка. На голове у нее была крохотная кружевная наколка. В первой сцене показывалось, как она подает обед богатой семье в обшитой дубовыми панелями столовой с тяжелой резной мебелью. Семья очень респектабельная и состоит из бородатого отца в сюртуке, матери с камеей на груди и в платье со стоячим воротником на китовом усе, высокого худого сына с длинными усами и почти без подбородка и девочки с большим бантом в волосах и распятием на золотой цепочке.

После нескольких банальных номеров с папиной бородой и супом актеры подошли к своей теме вплотную. Было ясно, что вся семья желает Мари, но Мари желает только девочку. Прикрывая свою деятельность салфеткой, отец щиплет Мари, сын пытается заглянуть в вырез ее платья, мать гладит ее по колену. Мари в свою очередь тайком ласкает девочку.

Действие переносится в комнату Мари. Она раздевается и, оставшись в черных шелковых чулках и туфлях с высокими каблуками, набрасывает на себя шифоновый пеньюар. В то время как она занимается сложным ночным туалетом, входит девочка. Мари сажает ее на колени и начинает целовать. В дверь стучат. Оцепенение. Она прячет ребенка в стенной шкаф и впускает отца. Он полон подозрений, и она вынуждена принимать его авансы. Он обнимает ее, но в это время в дверь опять стучат. Снова оцепенение и немая сцена. На этот раз входит усатый сын. Мари успевает спрятать отца под кровать. Только сын начинает осваиваться, как в дверь опять стучат. Мари заставляет его забраться в большой ящик для постельного белья. Новый гость – хозяйка дома. Не успевает она взяться за дело, как в дверь опять стучат.

Кто это может быть? Почтальон? Полицейский? В исступлении Мари пересчитывает убежища. Вся семья налицо. Она подкрадывается к двери и слушает.

Кто же он – этот нежданный визитер? – гласила надпись.

И тут аппарат заело. Молодой человек в смокинге пришел в такое же исступление, как Мари. Когда он снова его запустил, экран ярко светился, пленка жужжа побежала через аппарат и иссякла.

– Я ужасно извиняюсь, – сказал он. – Придется перемотать.

– Это – покупка! – крикнул кто-то.

– Розыгрыш!

– Аферисты!

– Деньги обратно!

Они свистели и топали ногами.

Под шум притворного дебоша Тод выскользнул из комнаты. Ему хотелось подышать свежим воздухом. Официант, слонявшийся по холлу, показал ему выход во внутренний двор.

На обратном пути он заглядывал в разные комнаты. В одной из них он обнаружил горку с множеством миниатюрных собачек. Тут были стеклянные пойнтеры, серебряные бигли, фаянсовые шнауцеры, каменные таксы, алюминиевые бульдоги, ониксовые гончие, фарфоровые терьеры, деревянные спаниели. Были представлены все мыслимые породы и чуть ли не все материалы, пригодные для лепки, отливки и резания.

Пока он любовался фигурками, в доме запела женщина. Голос показался ему знакомым, и он выглянул в холл. Это была Мери Доув, одна из ближайших подруг Фей Гринер. Может быть, и Фей работает у миссис Дженинг? Если так, то за тридцать долларов…

Он пошел досматривать кино.

6

Надежда Тода уладить свои затруднения за небольшую плату быстро рассеялась. Когда он попросил Клода узнать у миссис Дженинг насчет Фей, дама ответила, что никогда не слышала об этой девушке. Тогда Клод попросил ее выяснить через Мери Доув. Через несколько дней она позвонила ему и сказала, что ничего не выйдет. Девушку предоставить нельзя.

Тод, в общем, не огорчился. Он и не хотел получать ее таким способом, во всяком случае – покуда у него были другие шансы. А ему последнее время стало казаться, что они растут. Гарри, ее отец, заболел, и это дало Тоду повод часто бывать в их квартире. Он бегал по поручениям и болтал со стариком. Желая отблагодарить его за доброту, она сблизилась с ним – как с другом дома. Он надеялся углубить ее благодарность и перевести в серьезное качество.

Помимо этой цели Тода занимал сам Гарри, и общество старика было ему приятно. Старик был клоуном, а Тод, как многие художники, питал слабость к клоунам. Но что еще важнее, у Тода было чувство, что клоунство старика – ключ к голливудским зевакам (живописный ключ, ключ-символ), так же как мечты Фей.