Читаем День саранчи полностью

Весна была в разгаре. Тропинка бежала по дну узкого каньона, и там, где растениям удалось зацепиться за крутой склон, они цвели багровым, голубым и желтым. Тропу окаймляли оранжевые маки. Их лепестки были сморщены, как гофрированная бумага, а на листьях лежал толстый слой похожей на тальк пыли.

Они поднимались, пока не вышли в другой каньон. В этом не росло ничего, но его голая земля и острые камни горели ярче, чем цветы в первом. Тропа была серебряная с розово-серыми прожилинами, а стены - бирюзовые, лилово-розовые, сиреневые и шоколадные. Сам воздух был звонко-розовым.

Они остановились посмотреть, как колибри гоняется за синей сойкой. Сойка пронеслась с криком, ее крохотный враг жикнул за ней рубиновой пулей. Яркие птицы раскололи цветной воздух на тысячи крупиц, сверкающих, как металлические конфетти.

Выйдя из каньона, они увидели внизу небольшую долину, густо заросшую эвкалиптами, среди которых там и сям виднелись тополя и стоял громадный дуб. Скользя и спотыкаясь, они сошли по водомоине в долину.

Тод увидел человека, наблюдавшего за ними с опушки. Фей тоже увидела его и помахала рукой.

- Привет, Миг! - крикнула она.

- Чинита! - откликнулся он.

Последние десять метров по склону она пробежала, и он подхватил ее на руки.

Он был бежевого цвета, с большими армянским глазами и толстыми черными губами. Голову его покрывала шапка тугих, плотно уложенных кудрей. На нем был косматый свитер, называемый в Лос- Анджелесе и его окрестностях «гориллой»; под свитером было голое тело. Его грязные парусиновые брюки были перепоясаны красным платком; на ногах были разбитые теннисные туфли.

Они пошли к лагерю, расположенному на прогалине посреди рощи. Он состоял из ветхой хибарки, которая была залатана жестяными дорожными знаками, украденными с шоссе, и подпертой камнями железной печки без пода и ножек. Возле хибарки стоял рядок курятников.

Эрл развел под печкой огонь; Фей наблюдала за ним, сидя на ящике. Тод пошел смотреть кур. Там была старая наседка и шесть бойцовых петухов. В постройку курятников вложили много труда - они были сбиты из шпунтованных досок, тщательно подобранных и пригнанных. Полы были устланы свежим белым мхом.

Подошел мексиканец и начал рассказывать про петухов. Он очень гордился ими.

- Это - Хермано, выиграл пять боев. Он - из стритовских «Мясников». Пепе и Эль Негро - новенькие. На будущей неделе они у меня дерутся в Сан Педро. Это - Вилья, он перестарок, но еще крепкий. Этот вот - Сапата, две победы. А это - Хухутла. Мой чемпион.

Он открыл курятник и поднял птицу, показывая ее Тоду:

- Этот молодчик - просто живодер. А быстрый до чего!

Оперение у петуха было зеленое, бронзовое и медное. Клюв был

лимонный, а ноги оранжевые.

- Красавец, - сказал Тод.

- Что и говорить.

Миг кинул петуха в курятник, и они вернулись к печке, где их ждали Фей и Эрл.

- Когда есть будем? - спросила Фей.

Мигель плевком проверил, горяча ли печка. Затем достал большую сковородку и принялся драить ее песком. Эрл дал Фей картошку и нож, чтобы она ее почистила, а сам взял мешок.

- Пойду за птицами, - сказал он.

Тод отправился с ним. По узкой тропинке, проторенной, видимо, овцами, они вышли на крохотную лужайку, поросшую высокой хохлатой травой. Эрл остановился за кустом и предостерегающе поднял руку.

Где-то рядом пел пересмешник. Песня звучала так, как будто в пруд с высоты бросали гальку - камушек за камушком. Потом закричал перепел, чередуя две гортанные мягкие ноты. Ответил другой, и между ними завязалась перекличка. Их крик был не похож на веселый свист виргинской перепелки. Он был полон меланхолии и усталости, но восхитительно нежен. К дуэту присоединился еще один перепел. Он кричал с середины лужайки. Этот сидел в западне, однако в голосе его не было тревоги - только печаль, безличная и безысходная.

Убедившись, что свидетелей его браконьерству нет, Эрл подошел к ловушке. Это была проволочная корзина величиной с лохань, с маленькой дверцей наверху. Он нагнулся и стал возиться с дверцей. Пять перепелов заметались вдоль стенок, колотясь о проволоку. У одного из них, петушка, перья хохолка изящно загибались вперед, почти доставая до клюва.

Эрл выловил птиц по одной и побросал в мешок, перед тем отвернув им головы. Потом он отправился обратно. Мешок он держал слева, под мышкой. Правой рукой он вытаскивал птицу и на ходу ее ощипывал. Перья падали на землю вниз комлем, нагруженным капелькой крови, которая дрожала на кончике.

Когда они вернулись в лагерь, солнце уже зашло. Стало прохладно, и Тод обрадовался огню. Фей потеснилась, освободив ему место на ящике, и они оба нагнулись к теплу.

Миг вынес из дома кувшин текилы[59]. Для Фей он отлил в банку из-под масла, а кувшин отдал Тоду. Водка пахла фруктовой гнилью, но вкус ее Тоду понравился. От него кувшин перешел к Эрлу, потом - к Мигелю. Так они и пили, передавая кувшин по кругу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза