День сардины

Я так часто менял работу, что ездил на всех трамваях в городе, но никогда не успевал познакомиться с кондуктором. И рабочая книжка у меня ни разу даже не истрепалась. Бывали случаи, что просто работы не оставалось, но чаще я имел счастье оставаться без работы. Я был уже взрослый и с норовом, чуть что — становился на дыбы. Да к тому же много воображал о себе. Меня прозвали Красавчиком, потому что шрам только оттенял мою гладкую кожу, блестящие голубые глаза и красивые, с золотистым отливом волосы, гладко зачесанные назад. Я отлично знал, какая у меня бывает злая улыбка и дьявольский взгляд — моя старуха не раз говорила мне про это, — и пускал в ход улыбку или же пускал в ход язык, а если языка было мало, на помощь приходил взгляд. Всякий раз это против меня же и оборачивалось, но я — хоть бы что и делал вид, будто мне наплевать. Честно говоря, мне вовсе не было наплевать. Мне было обидно, что я такой глупый, неопытный щенок, ничего не сумел добиться, и светлая мечта моей матери превратилась в черную тучу, омрачавшую ее жизнь.

3

Но если я и был щенком, то, во всяком случае, не в домашних делах. Моя старуха с Гарри не могли пожениться, потому что никто не знал, куда смылся мой старик; ее мучила совесть, и я сообразил, что могу этим пользоваться. При всяком случае я ее шпынял. И убеждал себя, будто из-за моего старика, но только это смех один. Он был для меня пустым местом, и, думая о нем, я только злился, и к тому же не на шутку. Нет, за всем этим стоял я сам. Я с большой буквы.

Но она все терпела и даже решилась ради меня помириться с дядей Джорджем — старый болтун Джордж, раздутый от важности, был великий мастер капать на мозги. Для нее, с ее характером, это была жертва. Она вошла, стягивая перчатки, готовая к бою, чувствуя и разделяя мою смертельную ненависть к этому человеку.

— Знаю я, что ты сейчас скажешь, и чего он потребует, тоже знаю не хуже твоего. Но эти твои прыжки с одной работы на другую у меня вот где сидят, дальше уж некуда, так что изволь пойти со мной, а гордость в карман спрячь.

— Я устрою его к нам на фабрику, — сказал Гарри.

— Многого он там достигнет!

— Заработает не меньше и никому не будет обязан.

— Вот еще — сардины! Да знаешь ли ты, кем он может стать, если будет держаться дяди Джорджа? Коммунальным инженером!

— Ну ладно, дело твое. А только будь у меня сын, я не захотел бы…

— Но он тебе не сын, так что помалкивай, — сказала она.

* * *

Великий паша пожирал ужин и пожирал глазами танцовщиц на экране телевизора.

— Садитесь, — повелел он.

— Садитесь же! — эхом повторила тетя Мэри.

Квартира обставлена была с таким расчетом, чтобы ослепить великолепием: кухня, она же столовая, телевизор, радиола, стиральная машина, электрический чайник, кухонный шкаф, плита и холодильник. Кроме того, стол, четыре стула да еще мебельный гарнитур из трех предметов, тут же латунное ведерко для угля, подставка для кочерги и каминных щипцов. На стенах — два здоровенных зеркала, на которых намалеваны олени, пьющие из озера, портрет папаши и мамаши дяди Джорджа и две цветные фотографии самого дяди Джорджа; на одной он с цепью — символом власти мэра, на другой — в рабочей обстановке — вы только подумайте! — стоит внутри одной из тех цементных канализационных труб, с которыми мне предстояло свести близкое знакомство, когда я буду под его руководством карьеру делать.

— Хорошая сегодня погода, — сказала моя старуха.

— Тсс! — шикнула на нее тетя Мэри. — Он смотрит телевизор.

Ей незачем было добавлять, что к тому же он наворачивает фунтов четырнадцать жареной картошки и полфунта свинины да еще яичницу из двух яиц. С одного боку от него стояло масло, с другого — хлеб, посреди стола — большая банка с маринованными луковицами. Он не сводил глаз с экрана — сразу видать любителя — и каждую секунду поддевал на вилку луковицу, что называется, «добавлял по вкусу».

Один раз он сказал:

— Мэри, ты плохо поджарила картошку.

— Но я старалась поджарить, как всегда.

Он что-то буркнул. И больше ни слова не было сказано, покуда девицы не исчезли с экрана. А когда он хотел еще чашку чаю, то делал вот что — если, конечно, вас это интересует: стучал ложечкой по блюдцу, покуда жена не прибегала сломя голову. Не удивительно, что она была такая тощая и жалкая. Под конец он похлопал себя по животу, рыгнул раз-другой и неприязненно посмотрел на меня.

— Ну-с, значит, ты пришел, — изрек он.

Я и бровью не повел, но видел, что мою старуху чуть не стошнило.

— Пришел, дядя Джордж, — сказал я смиренно.

— Ну, если у тебя голова не набита всякими глупостями, мы с тобой поладим, — сказал он. — Дорожи местом, делай что тебе велят, бери с меня пример, и, как знать, быть может, ты многого достигнешь.

— И будь уверен, не прогадаешь, — сказала тетя Мэри. — Дядя своими силами выбился… начальник на участке, большой человек в лейбористской партии, был судьей и даже мэром…