День сардины

Я сказал, что не очень, а он спросил — почему, и тогда я сказал ему прямо, что если старый Трёп так старался и хотел заставить какого-нибудь мученика учить такого тупицу грамоте, то его нужно благодарить, а не высмеивать. И вообще я эту историю уже раз сто слышал.

— А на кой пес мне учиться? — сказал Балда. — Я не дурак и знаю это, потому что все вы, и ты тоже, всегда мне этим глаза колете.

— Вот погоди, загнется твой старик, и тебе надо будет вести дело, так ты сразу его развалишь.

— Ни хрена, найму счетовода, и все в порядке!

— Но читать все равно надо уметь. Он ведь будет только счетами заниматься.

— Ну, тогда я женюсь и поручу это жене.

— Ничего ты не понял, Балда, — сказал я. — Ведь я что хотел сказать — директор тебе добра желал, а ты с твоим стариком в глаза ему наплевали.

— Подумаешь, учительский заступник выискался!

— Слушай, тебе бы только над всеми смеяться, сперва над стариком Трёпом, теперь надо мной. А ведь мы хотели тебе помочь.

— Хочешь, я скажу, отчего ты сегодня такой?

— Ну-ка, выкладывай!

— Ты психуешь, потому что Носарь не пришел.

— Ну-ну, полегче на поворотах! — сказал Малыш-Коротыш.

— Кончай! — подхватили и другие. Но я задел его гордость, потому что он и его старик оба насмешками только прикрывались, а я добрался до самой сути, задел больное место. Видел я этих неграмотных. Одни — тупицы, другие — бестолочи, а третьи — вроде нашего Балды, просто не хотят учиться и ищут себе оправдания, но всех их объединяет одно — им это неприятно. Предложите им надеть на голову шлем со всякими проводами, клапанами и трубками, как в кино, чтоб они сразу выучились грамоте, и они на коленях будут вас благодарить.

В общем все были против Балды. Но он не сдавался.

— Я вам кое-что расскажу про этого великого белого вождя, он бегает за одной портовой девчонкой, за вертихвосткой, и знаете, кто она? Сестра Мика Келли.

— Ты мне надоел, — сказал я.

— Ай-ай, ну заплачь, Красавчик.

— Ладно, — сказал я. — Раз ты сам нарываешься, давай выйдем отсюда, и повтори это еще раз.

— Что ж, выйду и куртку скину.

Мы вышли, но тут Малыш-Коротыш сказал:

— Не дело со своими драться. Оставь его, Артур.

— Пожалуй, только пускай попросит прощения.

— Как же, держи карман, — сказал Балда. — И не подумаю просить, ни теперь, ни после.

— Давайте найдем тихое местечко, — сказал я.

Мы пошли по главной улице, но не прошли и пятидесяти шагов, как Носарь вприпрыжку выбежал нам наперерез.

— Здорово, ребята, — сказал он, и мы сгрудились вокруг него, а он с одного взгляда заметил неладное. Говорю вам, он был неглупый малый.

— В чем дело?

— Балда с Артуром схлестнулись.

— Из-за чего же это?

— Балда по новой стал рассказывать, как старик Трёп предлагал выучить его грамоте, а Артур его осадил.

— Я эту историю слышал тыщу лет назад, — сказал Носарь.

— А еще был разговор про тебя и сестру Мика Келли, — сказал Малыш-Коротыш.

— Ну, это мое дело, я не арестант.

— Плевать, — хорохорился Балда. — Я из него кишки выпущу!

— Ну погоди, ты у меня огребешь! — сказал старик Носарь. — Ты заводишь, ссоры среди своих, за это мы тебя исключаем из нашей компании.

— Валяйте!

— Порядок.

— Да бросьте, он ничего, — вступился я.

— Не спорь. Мы должны держаться друг за друга. Драться можно только с чужими.

— Но ведь я сам первый начал, — сказал я.

— Неважно. Разговор окончен.

Мы оставили его на улице и вернулись в кафе. Может, у меня слишком мягкое сердце, но я его жалел. Наверно, потому, что у него было такое жалкое лицо, когда мы уходили. И я понял, что даже безграмотный дурак иногда чувствует себя покинутым.

Куда ему было деваться? Ни портовые, ни другие ребята не примут его, потому что он дурак, а если б и согласились принять, все равно ничего не вышло бы: слыханное ли дело, чтоб кто-нибудь ездил к своим друзьям на трамвае за четыре пенни. А в Старом городе, кроме нас, были только малыши, которые еще играли в гусей и волка, в классы или в прятки. Так что когда мы его выгнали, он оказался за бортом. Это похуже, чем изгнание из рая. Словом, как поется в песне: «Бэби, мне холодно здесь».

Остается сидеть дома и ссориться с родичами, потому что ты смотришь по ящику девятую программу, а они непременно хотят посмотреть что-то необычайно интересное — понимаете, непременно — по восьмой. А то тебе велят сбегать в лавочку на углу или полить двор или спрашивают, когда ты в последний раз мылся. И чтобы отвязаться, идешь бродить по улицам, а вокруг ни одного дружеского лица, или сидишь в овраге и глядишь на голубей — это приятно иногда, мимоходом, но нет Ничего печальнее на свете, когда приходится так убивать вечер. Да, братцы, тут обрадуешься, даже если какой-нибудь дурачок с тобой словом перекинется.

Я знал, что иногда такой паренек связывается с девчонкой, на которую при других обстоятельствах и не взглянул бы. Со скуки они ходят по мебельным магазинам, а потом, глядишь, уже возят детскую коляску.