День сардины

Если разобраться, у нас на участке было не так уж плохо, стоило только привыкнуть. Я там не скучал, и лопатой шуровать, против ожидания, приходилось не слишком много — только в первый день меня заставили попотеть, потому что сломалась машина. А так я помогал то одному, то другому — работал отбойным молотком или крепил стенки, когда грунт был рыхлый. Мне нравилось копать, потому что часто попадалось что-нибудь интересное: как-то мы наткнулись на пласт хорошего угля, и, пока он не кончился, каждый мог взять себе мешок-другой. Но бывали находки и поинтереснее. В другой раз мы откопали гнутый мельничный желоб, по которому подавалась почвенная вода, и старик Джордж сказал, что желоб, должно быть, очень старый, потому что кирпичи не фабричные, а ручной работы и в толщину не больше двух дюймов. А потом мы дошли до того места, где стояла сама мельница.

У мельничного фундамента пришлось провозиться недели две. Он был сложен из каменных глыб чуть не в ярд длиной и не меньше фута шириной, но нашим предкам этого показалось мало, и они скрепили кладку цементом, который так затвердел, что пришлось вызвать подрывника. Там, где было когда-то мельничное колесо, мы нашли тайничок. Это было утром, часов в десять. Я сразу спустился туда и стал разгребать землю руками. Отыскал несколько старинных позеленевших монет с женским профилем (я решил, что это королева Виктория, но оказалось — королева Анна) и кольцо. Кольцо было покрыто каким-то налетом, но, когда я потер его о рукав, на нем заблестел зеленый камешек. Я спрятал все это в карман и никому ничего не сказал. В законах я был не силен, но отлично понимал, что Спроггет и дядя Джордж живо отнимут у меня кольцо, и тогда не видать мне его, как своих ушей.

Но все же я показал свою находку старику Джорджу. Он сказал, что монеты медные. Но когда увидел кольцо, оживился.

— Его небось мельничиха посеяла, — сказал он. — Много, должно, слез пролила. Сдается мне, это завезли сюда из России. Береги его, покуда у тебя невесты нет, но прежде, чем кому на палец надеть, убедись, что ты не ошибся.

Я не стал слушать этот бред. Но кольцо отнес домой и никому про него не сказал; вместе с монетами я спрятал его под половицу у себя в комнате и в дождливые вечера иногда чистил монеты, но чаще разглядывал кольцо. Оно было красивое, и его, видно, долго носили — надпись на внутренней стороне нельзя было разобрать. Зато можно было сколько угодно любоваться маленьким изумрудом; он был хорошо отшлифован и ярко блестел.

Но все это так, между прочим. Я просто рассказывал вам про свою работу. Так вот, когда мне нечего было делать в канаве, я управлял бульдозером, это проще простого, или становился на место маркировщика, а он отдыхал. Или же садился на экскаватор и выбирал грунт. Экскаваторщиком был Джо Джонсон. Бывший боксер, пьяница, вредный тип. Он ни за что не позволял мне управлять экскаватором, боялся место потерять и не любил даже, когда я смотрел на него. Но я все равно научился. Были у меня, конечно, еще мелкие обязанности — кипятить чай, подметать в сарае, ездить по поручению дяди Джорджа или Спроггета.

Но чаще всего я работал со стариком Джорджем у бетономешалки. Специальными легкими лопатами мы засыпали в бункер песок и щебень, а оттуда отправляли их в дробилку. Дозу мы определяли по указателю, и смесь попадала в ковш, который опрокидывался в барабан бетономешалки. Поворот рычага, и барабан по канатам скользил к формам, знай только не зевай.

Когда мы зашивались, нам давали в помощь третьего, но обычно мы управлялись вдвоем. Работали не спеша и могли разговаривать. Главное было расшевелить Джорджа, заставить его говорить. Сначала мне это давалось с трудом. Бывало, полдня потратишь, а так и не заведешь его, слова и то из него не вытянешь. По-моему, он уже пережил свои воспоминания. Окликнешь его иной раз, а он медленно так повернется, и глаза у него как стеклянные. Но потом я узнал, какие кнопки надо нажимать.

Один раз его расшевелили конники. Это было в субботу утром: мимо проезжали ученики школы верховой езды. Мы вылезли посмотреть, как они гарцуют на своих резвых лошадках — красивые девушки в бархатных шапочках и юноши в кожаных крагах, гордо поглядывающие вокруг.

— Вот это класс! — сказал я.

— Никакой это не класс, — возразил он. — Это только тебе так кажется. А для других они все равно что вши. Для власть имущих, например, они — ничтожества, или, говоря короче, ничто. Нет никаких классов. Есть только касты. Каждый принадлежит к какой-нибудь касте, и одни простаки, вроде тебя, этого не понимают.

— Все знают, что есть разные классы.

— Все знают! — фыркнул он. — Да, конечно. Но только все это одно воображение. Ты и твои приятели можете собраться и составить касту, чин по чину, запомни это. Шайка стиляг, или как их там теперь называют, ничем не отличается от господ, которые на всех плюют и все теплые местечки прибрали к рукам. Надо только иметь немного воображения.

— Скажите, Джордж, а когда вы это поняли? — спросил я.