Спустя 24 часа в Управлении Криминальной Полиции Парижа зазвонил телефон. Хриплый голос от лица ОАС сообщил дежурному сержанту, что "аккуратно" упакованный Антуан Арго находится в фургоне за зданием полиции. Несколькими минутами позже, распахнув дверь фургона, ошеломленные полицейские вытащили оттуда беспомощного полковника.
После суток нахождения в темном фургоне его глаза долго не могли привыкнуть к солнечному свету. Он не мог стоять без посторонней помощи, лицо было покрыто запекшейся кровью, рот болел от только что вытащенного кляпа. На вопрос: "Так вы действительно Антуан Арго?" он утвердительно кивнул головой. Каким-то образом Служба "Действие" за одну ночь ухитрилась переправить его через границу, а анонимный телефонный звонок в полицию, сообщивший о "посылке", был проявлением чувства юмора в работе. До июля 1968 года Антуан Арго находился в заключении.
Но одного не учли люди Службы "Действие". Устранив Арго и внеся смятение в ряды ОАС, они вместе с тем проложили дорогу к власти находящемуся до этого в тени его заместителю, малоизвестному, но такому же хитрому подполковнику Марку Родену, принявшему на себя руководство по уничтожению де Голля. Во многом это была невыгодная сделка.
4 марта Верховный Трибунал вынес приговор Жану-Мари Бастьен-Тери. Он и двое других заговорщиков были приговорены к смертной казни, как и еще трое, находящиеся пока на свободе, включая Хромого - Ватена. 8 марта генерал де Голль в течение трех часов слушал адвокатов приговоренных с прошениями о помиловании. Он смягчил наказание двоим, заменив казнь пожизненным тюремным заключением, но приговор Бастьена-Тери остался в силе.
Ночью адвокат объявил полковнику ВВС о решении суда.
- Назначено на одиннадцатое, - сообщил он своему клиенту и, заметив его недоверчивую улыбку, не выдержал:
- Вас же расстреляют!
Продолжая улыбаться, Бастьен-Тери покачал головой.
- Вы не понимаете, - возразил он адвокату, - ни один французский солдат не осмелится поднять на меня оружие.
Но он ошибся. Сообщение о казни, переданное в утренних новостях, было услышано во всех уголках Западной Европы.
В Австрии, в небольшом гостиничном номере, новость вызвала вихрь мыслей, а в последующем и действий, как никогда приблизивших генерала де Голля к смерти.
В этом номере жил полковник Марк Роден, новый шеф оперативного отдела ОАС.
Марк Роден выключил приемник и, почти не притронувшись к завтраку, поднялся из-за стола. Подойдя к. окну, закурил очередную сигарету и выглянул на улицу. Весна еще не вступила в свои права, и вся земля была покрыта белым, не потревоженным теплым солнцем снегом.
- Сволочи, - злобно прошипел Роден. И вдруг разразился нёскончаемым потоком ругательств, вкладывая в них всю свою ненависть к Президенту Франции, его правительству и Службе "Действие".
Роден был почти полной противоположностью своего предшественника. Высокий и худощавый, с бледным лицом и притаившейся в глубине глаз скрытой злобой, он старался прятать свои чувства под маской холодного безразличия.
Отнюдь не Политехнический Университет стал отправной точкой его карьеры. Сын простого сапожника, Марк был еще подростком, когда немецкие войска оккупировали Францию. На рыбачьей лодке Роден вынужден был бежать в Англию, где завербовался в Армию и рядовым солдатом начал службу под флагом Лотарингского Креста.[4]
После кровавых сражений в Северной Африке, а затем в Нормандии под командованием Леклера Родену было присвоено звание сержанта, а позже - уорент-офицера. Во время обороны Парижа, несмотря на отсутствие образования и соответствующего воспитания, он был произведен в офицеры и по окончании войны встал перед выбором: либо продолжать службу в Армии, либо возвращаться к мирной гражданской жизни.
Но что ждало его в этой жизни? Кроме унаследованной от отца профессии сапожника, Роден не имел никакой специальности. К тому же, он считал, что над французским рабочим классом довлеют коммунисты, уже укрепившиеся в руководстве Сопротивления и в Движении "Свободная Франция".
Итак, Роден остался в Армии. Но служба не приносила ему радости. Пройдя путь от рядового до офицера, он не мог подавить в себе чувства горечи, глядя на молодое пополнение выпускников военных училищ, которые, сидя на лекциях и теоретических занятиях, получали те же нашивки, за которые он проливал кровь в сражениях. А наблюдая, как они обгоняли его в званиях, Роден переполнялся настоящей обидой.
Оставался единственный выход: возвратиться в один из колониальных полков и вновь занять свое место среди тех настоящих стойких солдат, которые действительно воевали в то время, когда призывники маршировали на плацах.