Дэн Сяопин

Именно Гао Гану Мао и поручил руководить совещанием — наряду с Чжоу и Дэном⁸³. Как председатель Госплана Гао должен был сделать и основной доклад о планах экономического строительства. Сам же «великий кормчий» задал общую идеологическую тональность форума, выступив на заседании Политбюро 15 июня 1953 года с критикой Лю Шаоци и других деятелей партии, которые стремились к «прочному установлению новодемократического общественного порядка»⁸⁴.

На самом же совещании, проходившем за закрытыми дверями с 13 июня по 13 августа, развернулось бурное обсуждение не только новой налоговой системы, но и общей политической стратегии КПК. В форуме приняли участие практически все высшие чиновники партии и государства — 131 человек⁸⁵. Помимо основного доклада Гао Гана об экономических планах были заслушаны дополнительный доклад Ли Фучуня на ту же тему и доклад Ли Вэйханя о политике по отношению к частному капиталу. А потом все принялись критиковать Бо Ибо.

Наибольшую активность конечно же проявил Гао Ган. Уже с тех пор, как Мао впервые высказал «желание» перейти на «вторую линию», Гао стал метить в вожди компартии. И уже тогда начал распространять среди высшего руководства слухи о том, что в Центральном комитете есть «две группировки, которые не заслуживают доверия: одна возглавляется Лю Шаоци… а другая — Чжоу Эньлаем»; стал говорить, что Сталин именно его (Гао Гана) выделяет из всех вождей китайской компартии, а Лю Шаоци, наоборот, — недолюбливает⁸⁶. И вот теперь, расценив «задушевные» беседы с Председателем как знак особого благоволения, он на совещании и вне его развил бурную деятельность. Блестя стеклами круглых очков, которые он носил по причине близорукости, этот высокий человек с пышной шевелюрой и густыми бровями стал яростно нападать на Бо Ибо. Пронзительный взгляд его маленьких жестких глаз сразу вселил во многих присутствовавших безотчетное беспокойство, которое оказалось ненапрасным. Подвергая критике Бо, причем не просто за допущенные «ошибки», а за «борьбу против линии партии», то есть вынося ему смертный приговор, Гао Ган то и дело в качестве доказательств вины министра финансов приводил «ошибочные» высказывания Лю Шаоци! Правда, не ссылаясь на самого Лю, а делая вид, что так говорил Бо Ибо⁸⁷. Иными словами, открыто обличая Бо, тайно нападал на Лю. (Критиковать Лю Шаоци в открытую Мао ему не позволял.) Все присутствовавшие, в том числе сам Лю Шаоци, отлично поняли его маневр.

Ситуация для «умеренных» создалась угрожающая, так как никто не знал, действовал ли Гао Ган по наущению Председателя. И тогда 7 июля Чжоу написал письмо Мао Цзэдуну, отсутствовавшему на совещании, рассказав, что происходит, и испросив инструкции. И Мао, очевидно, поняв, что Лю и Чжоу страшно напуганы, решил выступить миротворцем. Ведь на самом деле он отнюдь не хотел снимать их с постов, несмотря на имевшиеся разногласия. Просто желал проучить, показав, кто в доме хозяин. И своего достиг, так что теперь мог насладиться победой. Вот почему, узнав о действиях Гао Гана, он ответил Чжоу: «Надо вести борьбу открыто и разрешать вопросы, нельзя быть пошляком. Неправильно в глаза молчать, а за спиной болтать, говорить не прямо, а обиняками, не указывать на человека конкретно, а делать тайные намеки»⁸⁸. (Можно подумать, что сам Мао всегда вел борьбу с открытым забралом!)

Чжоу тут же передал это «откровение» всем заинтересованным лицам. И Бо, Лю, Дэн, да и сам Чжоу немедленно поняли, что делать. Первые трое взяли слово и открыто повинились перед Мао и партией (Бо Ибо сделал это даже дважды)⁸⁹. А Чжоу, подведя итоги дискуссии, признал свои «политические и организационные ошибки» и подверг суровому и пространному осуждению Бо Ибо⁹⁰.

Особенно искусно выступил Дэн, который вообще мог не извиняться, так как «виноват» был меньше других. Тем не менее 6 августа на одном из заседаний он заявил: «Все критикуют ошибки товарища Бо Ибо. Я это одобряю. [Однако] каждый может совершить ошибку, у меня самого немало ошибок, да и другие присутствующие здесь товарищи не могут сказать, что без греха. У товарища Бо Ибо много ошибок, вероятно, не один-два цзиня, а одна-две тонны. Но как бы много их ни было, нельзя сказать, что это ошибки в линии [то есть политические]. Если говорить, что те или иные ошибки, которые он совершил за несколько лет работы, — ошибки в линии, то я с этим не согласен»⁹¹.