Дэн Сяопин

Путешествие с остановками заняло восемь дней. Перед Дэном проплывала невероятно красивая, но дикая страна, которую один из его современников, посетивший эти места за пять лет до него, описал довольно выразительно: «По берегам реки… тут и там высились фантастические каменные вершины странной формы… Лабиринты… черных, следующих друг за другом камней, явно вулканической породы со сквозными отверстиями от воздушных пузырей, оставленных в некогда кипящей лаве… [Е]сли в Шаньдуне на каждую квадратную милю приходится 680 человек, а в Цзянси — 620, то в Гуанси, по слухам, — 66: меньше, чем в любой другой провинции собственно Китая. Нельзя представить себе большего контраста, чем между Французским Индокитаем с его пышным плодородием и прекрасной транспортной сетью и граничащей с ним Гуанси, где сельское хозяйство, ремесло, медленный и ненадежный транспорт и даже бандитизм — точно такие же, как три тысячи лет назад… Малоплодородные районы юго-запада до сих пор заселены уцелевшими представителями аборигенских народностей»²⁵.

Богатый торговый город Босэ не мог не считаться в этих местах центром мироздания. Расположенный у подножия горного хребта, при впадении небольшой речушки Чэнбихэ в разворачивающуюся здесь под прямым углом с юга на восток реку Юцзян, он несомненно поражал воображение бедных жителей гор. Типично китайский средневековый город, обнесенный крепостной стеной с железными воротами, он получил свое название в 1723 году от находившейся здесь когда-то чжуанской деревни Босэчжай, что на языке чжуан значит «хорошее место для стирки одежды». Китайские жители называли его «Эчэн» («Город гусей»), но маньчжурские власти, управлявшие в то время Китаем, предпочли историческое название. В городе было много особняков местной знати, каменных домов с черепичными крышами, родовых храмов, торговых лавок, рынков, ресторанчиков и, как мы помним, опиекурилен.

Прибывший сюда 22 октября Дэн остановился в доме землячества выходцев из южного Гуандуна, очень красивом особняке начала XVIII века. Выстроенный в традиционном южнокитайском стиле с внутренним двориком и тремя флигелями с изящными деревянными драконами на крышах особняк к тому же находился в живописном месте в самом центре города, на берегу Чэнбихэ. В комнате на втором этаже, которую Дэн стал делить с Чжан Юньи, обстановка была спартанской: две деревянные скамьи, покрытые простыми циновками, и два столика с керосиновыми лампами. Окна отсутствовали, и одной стены не существовало: комнату от двора отгораживал невысокий резной парапет.

Сразу же по приезде Дэн созвал заседание партийного комитета и провел решение ограничиться постепенным развертыванием в войсках и среди местного населения коммунистической пропаганды. Требовалось также срочно организовать вооруженные отряды из городской бедноты и ремесленников (в Босэ, как и повсеместно в Гуанси, современная промышленность отсутствовала), которые должны были вместе с коммунистами выявлять «контрреволюционеров».

Что делать дальше, никто не знал. Радиосвязь с Шанхаем оборвалась сразу после того, как восставшие покинули Наньнин, и ее не удавалось наладить. Для получения инструкций в Гонгонг направили связного — Гун Иньбина. Он должен был, помимо прочего, передать тамошнему партийному руководству письмо Гуансийского особого комитета о сентябрьских и октябрьских событиях²⁶ и дать подробный устный отчет. В ожидании его возвращения постановили сохранять пока единый фронт, выступая как представители Юй Цзобо, советской власти не провозглашать, старый ямэнь [офис] не закрывать, налоги собирать в том же объеме, что и старые власти, и лишь сместить дубаня [правителя] района верховьев реки Юцзян, вместо которого назначить Чжан Юньи²⁷.

В ходе последующей «чистки» войск от «контрреволюционных элементов» расстреляли только одного офицера — командира 3-го батальона. Остальных же неблагонадежных «с почетом выпроводили» за пределы района, охватывавшего 11 уездов. Точно так же поступили с местными волостными и уездными начальниками, когда те проявили «реакционные настроения». Лишь одного из них казнили²⁸.

В конце октября засвидетельствовать почтение Дэну и дубаню Чжану из уезда Дунлань явился нарочный чжуанского вожака-коммуниста Вэй Бацюня, прослышавшего о прибытии в Босэ товарищей по партии. Он привез им деньги, награбленные в ходе «антифеодальной» революции, а Дэн в ответ передал «старшему брату Ба» тайное указание и далее расширять борьбу против дичжу, невзирая на формальные условия единого фронта. Для этой цели он даже отправил ему две или три тысячи винтовок²⁹. С Вэем и его посланцем он мог быть откровенным: только в старом партизанском районе Дунланя, находившемся примерно в 200 ли к северо-востоку от Босэ, коммунисты пользовались поддержкой народных масс. В других же уездах в верховьях Юцзяна коммунистическая работа практически не велась и крестьяне относились к компартии в лучшем случае с подозрением, а часто просто враждебно.