Как конкретно решался его вопрос, мы точно не знаем. Судя по тому, что никто из высшего руководства напрямую Дэна не обвинял, но и не давал ему оправдаться или покаяться, можно предположить, что в Политбюро вокруг его «дела» шла борьба. Принятие негативного постановления, очевидно, блокировал Чжоу Эньлай, скорее всего при поддержке других старых вождей партии, Сян Чжунфа и Чжан Готао, недовольных активностью Чэнь Шаоюя. Что же касается последнего, то у него не было причин любить Дэна: ведь тот сам «не испытывал расположения» к нему. 27 марта Чжоу, Чжан Готао и Сян Чжунфа попытались в вопрос о Дэне вовлечь Дальбюро Исполкома Коминтерна. Встретившись с Игнатием Рыльским, они сообщили ему, что из 7-го корпуса «через Гуандун прибыл товарищ. Подробный отчет еще не получен, но… все материалы будут посланы ДВЕ [Дальбюро]»99
. Тем самым они как бы узаконили необходимость выслушать Дэна. Однако только через месяц, 29 апреля, тот смог представить свой доклад в ЦК.Интересно, что оправдываться Дэн не стал. Рассказав подробно об истории борьбы за советскую власть в Гуанси, он самокритично признал ошибки, заявив, что придерживался как «левацко-авантюристической лилисаневской линии», так и «правооппортунистической кулацкой». «Центральной» же ошибкой назвал «то, что при решении всех вопросов» полагался «исключительно на военную силу»100
. То есть по сути согласился со всеми своими критиками.Такая линия поведения была совершенно правильной: именно беспощадная большевистская самокритика и нужна была от него Чэнь Шаоюю и многим другим членам Политбюро, в соответствии с китайской традицией хотевшим лишь одного: заставить его «потерять лицо». Записать же его в «классовые враги» они не могли: им не позволяли это сделать ни Чжоу Эньлай, ни остальные старые члены партии, связанные с Дэном общим революционным прошлым. Ведь в клановом обществе, каким является китайский социум, именно разнообразные неформальные связи
В общем, самокритику Дэна Чэнь Шаоюй и его товарищи приняли и через три недели, 14 мая, с осознанием собственного «превосходства» смогли написать фронтовому комитету 7-го корпуса: «Главной причиной… [вашего] поражения… было то, что вы недостаточно твердо следовали классовой линии» и «односторонне опирались на военную силу»101
. Раскаявшегося же Дэна продержали без дела в Шанхае еще два с половиной месяца и только затем дали ему наконец возможность реабилитироваться. В середине июля он получил разрешение выехать на работу в Центральный советский район, после чего сел на большой пароход, отплывавший в восточно-гуандунский город Сватоу, откуда ему предстояло пробраться в граничащую с Гуандуном южную Цзянси.Томление в Шанхае оставило гнетущее впечатление. И не только потому, что «в политическом отношении это время было для него очень тяжелым»102
. Всё в этом городе напоминало ему покойную жену, Чжан Сиюань. Уезжая в январе прошлого года, он даже не успел ее похоронить. Это сделали за него другие люди, товарищи по партии. На церемонии прощания присутствовали жена Чжоу Эньлая Дэн Инчао со своей матерью и младшая сестра Чжан, Сяомэй. На могильной плите в целях конспирации выгравировали чужое имя: Чжан Чжоуши[26].Дэн посетил могилу несколько раз, даже привел на кладбище младшего брата Сяньсю, с которым встретился в середине мая, прочитав его объявление в газете «Шиши синьбао» («Новая газета фактов»): «Вниманию старшего брата Дэн Сисяня. Младший брат прибыл в Шанхай и надеется увидеться»103
. Далее следовал адрес. По нему Дэн и разыскал братишку, которого не видел девять лет. Тот приехал в Шанхай на учебу и был несказанно рад встрече. Дэн Сяопин уговорил его вступить в члены китайского отделения коминтерновской организации «Международная помощь борцам революции», и даже когда старший брат уехал в Центральный советский район, Сяньсю не прекратил революционной деятельности, хотя в партию вступил лишь в 1940 году, завершив к тому времени образование в двух знаменитых вузах — Шанхайском национальном университете Цзинань и Шанхайском университете политических и юридических наук. С братом он снова увидится лишь в 1946 году104.