День славы к нам идет

Горбун исчез и вскоре прибежал со связкой ключей и фонарем. Дверь была отперта, и все вошли в темное подземелье, откуда сразу повеяло могильной сыростью. С маленькой площадки вниз вела каменная лестница. Зажженный фонарь тускло освещал покрытые плесенью стены, выложенный каменными плитами пол. Капрал велел зажечь две прикрепленные к стене плошки, наполненные маслом, которое выделывают из кишок животных. Сразу стало светлее.

— Ну, ребята, теперь за дело!

Стали обшаривать подвал. Жан, взявший у горбуна фонарь, заметил ход в небольшой тупик. Там возвышалось нечто громоздкое, покрытое каким-то тряпьем. Он сбросил эту грязную ветошь и увидел крышку сундука.

— Идите сюда! Я что-то нашел!..

Подошли капрал и гвардейцы. Один из них ударом ружейного приклада сбил замок. Приподняли крышку. При желтоватом свете фонаря блеснуло оружие! Ружья, пистолеты… И здесь же мешочки с порохом, боевые патроны.

— Хорош клад! — заметил сразу повеселевший капрал. — Где только эти дворяне-заговорщики не хранят оружие! У одного мы обнаружили целый арсенал в спальне…

Он закрыл крышку сундука.

— Конфискуется в пользу народа и революции! Пошли, ребята, наверх. Нужно отвести этих разбойников куда следует. А нам с тобой придется задержаться, — сказал он Жану. — Ты знаешь этого Шольяка в лицо?

— Еще бы!

— Прекрасно. Подождем его здесь.

Жан побежал к Пьеру и Николетте, которые остались на улице, у подворотни.

— Что вы так долго возитесь? — набросился на него Танкрэ. — Надоело ждать! Для чего я пошел с вами? Чтобы сторожить Николетту?

— Не горячись, Пьер… Мы нашли оружие!..

— Не врешь? Замечательно! Виват! Как жаль, что меня там не было… А Шольяк?

— Его в доме не оказалось.

— Вот бестия! Он неуловим…

— А Сова? — спросила Николетта.

— Ее тоже нет. Должно быть, покинула навсегда этот притон.

— Было бы еще лучше, если бы она вообще убралась из Парижа.

— Ты права. Думаю, так и будет… А сейчас пусть Пьер отведет тебя домой. Я должен еще здесь задержаться.

— Ну вот, то сторожи Николетту, то отведи домой… — недовольно пробурчал Танкрэ.

— Конечно, вам скучно со мной… — вздохнув, сказала девочка из Марселя.

— Нет, отчего же… Мне приятно… Ты такая хорошенькая, что на улице на тебя заглядываются… Ладно, пошли. Ради тебя я готов на все…

Пьер расшаркался перед Николеттой и, сняв шляпу, отвесил глубокий поклон…

Вскоре национальные гвардейцы увели бродяг. В доме остались четверо: капрал, один гвардеец, Жан и горбун. Прошло несколько часов в томительном ожидании. Шольяк не появлялся.

— Если он сегодня не придет, — сказал капрал, — нас сменят другие. За домом будет установлено наблюдение.

Он вынул из внутреннего кармана мундира серебряные часы.

— Половина девятого. Подождем еще…

Горбун в горестном унынии сидел возле двери на ветхом, ободранном стуле. Он знал, конечно: если Дырявое брюхо проведает, кто помог национальным гвардейцам проникнуть в подвал, где хранилось оружие, то не простит этого и расправится с ним. Поэтому горбун хотел, чтобы Шольяка схватили и отправили в тюрьму. Ведь тогда он почувствовал бы себя в безопасности.

— Шольяк придет, обязательно придет! — сказал он с уверенностью.

— Надеюсь, — отозвался капрал.

— Только не упустите его! Он ловок и хитер…

— Не беспокойся! От меня еще никто не убегал… Вижу, ты боишься этого разбойника. Зачем же ему прислуживал?

— Зачем? Здесь я хоть не голодал, и крыша над головой…

Но вот наконец послышались шаги. Кто-то шел по двору, приближаясь к дому. Стук в дверь. Капрал кивком головы показал «привратнику» на засов. Дверь открылась, и на пороге возникла высокая фигура. Это был Шольяк! Жан сразу его узнал. Капрал шагнул ему навстречу. Главарь шайки отпрянул, но капрал успел схватить его за отворот куртки и рывком потянул к себе.

— Ни с места! Ты арестован!

Находившийся с ними солдат положил руку на плечо Шольяка. Дырявое брюхо понял, что сопротивляться бессмысленно и покорился судьбе.

— За что меня задержали? — спросил он своим неприятным гнусавым голосом. — Я ни в чем не виноват…

— Скоро узнаешь.

Арестованного повели в ратушу, на Гревскую площадь. Был теплый июльский вечер, но еще довольно светло. И улицы еще не опустели. Парижане не спешили расходиться по домам.

Шольяка допрашивали в продолговатой комнате с высоким окном. Жана попросили присутствовать на допросе. Он впервые оказался в ратуше, где помещался муниципальный совет столицы.

Вопросы задавал молодой офицер, сидевший за столом, покрытым зеленым сукном. Горели, освещая комнату, свечи в бронзовом шандале.

— Ваша фамилия?

— Дугадо.

— Вы в этом уверены?

— Да, ваша милость. Как вы понимаете, у меня нет паспорта. Но я Дугадо…

— Допустим… Судя по вашему ремеслу, у вас много имен… Вы знаете этого человека? — спросил муниципальный офицер у Жана.

— Да, знаю. Это Шольяк. По прозвищу Дырявое брюхо. Я вместе со своим другом случайно подслушал в деревне его разговор с графом де Брионом, бывшим владельцем замка… — И Жан кратко передал содержание этого разговора.

— Первый раз вижу этого молодца! — возмущенно произнес Шольяк. — Он меня с кем-то путает…

Глаза его беспокойно бегали. Он вытер рукой выступивший на лбу пот.