Добравшись до дому, я позвонила Райану на пейджер. Через пару минут запищал телефон. Я рассказала Райану о появлении Анны и нашем разговоре. Он пообещал оповестить следователя, чтобы полиция начала искать медицинскую карточку Амали Привенчер, и быстро положил трубку, собираясь связаться с Анной, пока она не ушла из кабинета Жанно. Сказал, что перезвонит позже и расскажет, как прошел день.
Я поужинала салатом «Нисуаз» и круассанами, надолго залезла в ванну, потом надела старый шерстяной костюм, но так до конца и не согрелась, поэтому решила зажечь камин. Лучины закончились, так что я скатала в ком газету и сунула ее в дрова. В окно бились ледяные снежинки, а я смотрела, как занимается пламя.
Восемь сорок. Я взяла дневники Беланже и включила телевизор, надеясь, что человеческая речь и смех будут меня успокаивать. Если мыслям позволить развиваться самостоятельно, они понесутся, как кошки в ночи, завывая и шипя, доводя беспокойство до такой степени, что сон становится невозможным.
Не сработало. Джерри и Крамер старались как могли, но я не могла сосредоточиться.
Взгляд скользнул к камину. Пламя сошло на нет, превратившись в редкие огненные язычки на нижнем полене. Я подошла, разорвала и скатала в комочки несколько газет и сунула их в угли. Я переворачивала поленья, когда меня осенило.
Газеты!
Я забыла о микрофильмах!
Я пошла в спальню, вынула копии, которые сделала в Макгилле, и принесла их обратно на диван. Быстро нашла статью в «Ля пресс».
История осталась все такой же немногословной. 20 апреля 1845 года Эжени Николе уезжает во Францию. Она будет давать концерты в Париже и Брюсселе, проведет лето на юге Франции и вернется в Монреаль в июле. Далее указывались имена людей ее свиты и даты концертов. Короткий обзор карьеры, обычные заверения, что все будут скучать.
Монет хватило только до двадцать шестого апреля. Я бегло просмотрела распечатки, но имя Эжени больше не появлялось. Потом я вернулась назад и внимательно прочитала каждую статью.
Следующая заметка появилась двадцать второго апреля. В Париж направлялся еще один человек. Талант этого джентльмена состоял не в музыкальных способностях, а в ораторском искусстве. Он собирался произносить речи, обличающие рабство и побуждающие к торговле с Западной Африкой. Оратор родился на Золотом побережье, учился в Германии и получил звание профессора философии в университете Халле. Он только что прочитал курс лекций в Богословской школе Макгилла.
Я освежила в уме исторический ход событий. 1845-й. Рабство процветает в Соединенных Штатах, но запрещено во Франции и в Англии. Канада все еще остается британской колонией. Церковь и миссионеры умоляют африканцев не продавать братьев и сестер в рабство и предлагают европейцам взамен заняться законной торговлей с Западной Африкой. Как они это называли? «Легальная торговля».
Я с возрастающим интересом прочитала список пассажиров и название судна. Эжени Николе и Або Габаса пересекли море на одном корабле.
Я встала и поправила поленья.
Вот оно что! Неужели я разгадала секрет полуторавековой давности? Эжени Николе и Або Габаса? Любовная интрига?
Я надела ботинки, подошла к французскому окну, отодвинула щеколду и толкнула. Рама примерзла намертво. Я налегла всем телом, рама и мое бедро хрустнули.
Дрова смерзлись, и я какое-то время пыталась освободить полено садовым совком. Вернувшись наконец в дом, я тряслась от холода, одежда покрылась сосульками. Когда я уже подходила к камину, какой-то звук заставил меня застыть на полпути.
Мой звонок не звенит, а чирикает. Что он и делал только что, прежде чем резко оборваться, будто кто-то оставил попытки.
Я уронила полено, кинулась к домофону и нажала на кнопку «видео». На экране появилась знакомая фигура, исчезающая в дверном проеме.
Я схватила ключи, побежала в коридор, открыла дверь в вестибюль. Внешняя дверь уже закрывалась. Я зажала язычок замка и распахнула двери.
На ступеньках распростерлась Дейзи Жанно.