День смерти

Начальник Гренье проводил меня к правому краю провалившегося пола, заметив, что в других местах жертв не обнаружили. Надеюсь, он не ошибся. От мысли о просеивании земли из целого подвала на глаза наворачивались слезы.

Пожелав мне удачи, Гренье снова присоединился к своей команде.

Так глубоко солнечный свет из кухни почти не проникал, поэтому я взяла с собой мощный прожектор и включила его. Один взгляд вокруг, и адреналин заявил о себе. Я ожидала совсем другой картины.

Останки, в основном скелетированные под воздействием огня, были разбросаны по крайней мере метра на три.

В одной из кучек я различила голову, окруженную фрагментами костей разного размера и формы. Одни – черные и блестящие, как и череп. Другие – белые как мел, готовые рассыпаться. Что они как раз и сделают при неверном обращении. Кальцинированные кости легкие как перышко и чрезвычайно хрупкие. Да, будет нелегко.

В полутора метрах южнее черепа примерно в анатомическом порядке лежали позвоночник, ребра и трубчатые кости. Тоже белые и полностью кальцинированные. Я отметила направление позвонков и положение костей рук. Тело лежало вверх лицом, одна рука на груди, другая – за головой.

Под руками и грудью – черная масса в форме сердца с двумя изломанными длинными костями, исходящими из центра. Таз. Кроме того, я разглядела обугленные разбитые кости ног и ступней.

От сердца отлегло, но возникло легкое замешательство. Здесь только одна, взрослая жертва. Или нет? У младенцев кости крошечные и очень хрупкие. Их легко не заметить. Надеюсь, я ничего не найду при просеивании пепла и почвы.

Я записала информацию, сделала несколько снимков поляроидом, потом принялась счищать землю и пепел мягкой кистью. Постепенно проявлялось все больше и больше костей, я тщательно изучала сметенный мусор и собирала его для дальнейшего просеивания.

Ламанш вернулся, когда я разбирала последний слой, который находился в непосредственном контакте с костями. Он молча наблюдал, как я достала четыре колышка, моток ниток и три вытяжные измерительные ленты.

Я вбила колышек в землю чуть выше черепа и зацепила две ленты за гвоздь на верхушке, протянула одну на три метра к югу и вбила второй колышек.

Ламанш держал вторую ленту, пока я перпендикулярно ей натягивала первую на три метра к востоку. Третьей лентой я отметила гипотенузу в четыре и три десятых метра, от колышка Ламанша до северо-восточного угла. Благодаря Пифагору у меня получился отличный правильный треугольник с двумя сторонами по три метра.

Я отцепила вторую ленту от первого колышка, прикрепила к северо-восточному и протянула ее на три метра на юг. Ламанш протянул свою ленту на три метра к востоку. Там, где мы с ним встретились, я вбила последний колышек.

Потом протянула нитку вокруг четырех колышков, заключив останки в квадрат со стороной три метра. Когда буду проводить измерения, сделаю тригонометрическую съемку от колышков. Если понадобится, можно разделить квадрат на части или разбить на мелкие ячейки для проведения более тщательного анализа.

Когда я отмечала направление на север рядом с черепом, подошли два специалиста по анализу улик в синих утепленных костюмах, надпись на спинах которых гласила: «Section d’Identite Judiciaire». Я им завидовала. Сырой холод в подвале как ножом вспарывал мою одежду и вонзался в тело.

Я работала с Клодом Мартино и раньше. Второго специалиста не знала. Мы познакомились, пока они устанавливали сито и переносные прожекторы.

– Это займет какое-то время, – сказала я, указывая головой на отмеченный участок. – Надо найти сохранившиеся зубы и укрепить их. Может, придется заняться сколами ребер и лобковой области, если они будут. Кто фотографирует?

– Галлоран сейчас подойдет, – ответил Синсенес, второй специалист.

– Хорошо. Гренье говорит, здесь больше никого нет, но проверить надо.

– Кажется, в доме жили дети, – угрюмо напомнил Мартино. У него двое. – Я за решетчатую схему поиска.

Я взглянула на Ламанша. Тот кивнул.

– Отлично, – сказал Мартино.

Напарники зажгли фонарики на касках и ушли в дальнюю часть подвала. Они будут продвигаться по параллельным линиям: вначале с севера на юг, затем с востока на запад. Когда закончат, каждый сантиметр пола будет обследован дважды.

Я сделала еще пару снимков, потом начала очищать квадрат. С помощью мастерка, кирки и пластмассового совка для мусора я соскребала и убирала грязь со скелета, оставляя каждую кость на месте. Каждая частичка мусора отправлялась в сито. Потом отделила землю, угли, материю, ногти, дерево и пластик от фрагментов костей. Последние положила на хирургическую вату в запечатанные пластиковые пакеты, отметила их происхождение в блокноте. В какой-то момент появился Галлоран и начал снимать.

Время от времени я оглядывалась на Ламанша. Тот молча наблюдал: на лице, как всегда, застыла серьезная маска. За все время, что я знаю шефа, он ни разу не выдал своих эмоций. Ламанш столько повидал на своем веку, – наверное, чувствительность ему теперь не по карману.

– Если я здесь не нужен, – сказал он через какое-то время, – то я буду наверху.