– Руслан Георгиевич! – ударил в спину Триярскому металлический баритон.
По религиозным лицам Изюминой и секретарши можно было догадаться, кто его звал. Дверь распахнулась, никакой стены за ней уже не было: открывалась небольшая комнатка…
…настоящая, подлинная приемная Черноризного. С японским интерьером и завернутой в красное кимоно новой секретаршей, которая тут же спикировала перед Триярским на колени и принялась сдирать с него туфли.
Еще сильнее поразил интерьер, производивший непривычное для дуркентского глаза сияние. Свиток в углублении: иероглифы, цветы.
– Среди хризантем одряхлевшей бабочки закружилась тень…
– Сэйфу Эномото, восемнадцатый век, – произнес все тот же баритон. -
Я рад, что вам понравилась моя приемная. Прошу в кабинет.
Перед Триярским стоял пожилой красавец с родимым пятном на щеке.
– А где же бабочка? – Триярский разглядывал свиток.
– Я тоже задавал себе такой вопрос… Один японский искусствовед объяснил, что после триумфа “Чио-Чио-Сан” – “Госпожи Бабочки” – многие японские мастера перестали изображать это насекомое… Точнее, изображали его с помощью пустоты. Видите это место – вот здесь обычно, по канону, изображали бабочку – а ее нет. Красноречивость пустоты…
– И я… только что подумал: пустота – это самый изощренный вид лабиринта.
– Да? Значит, не зря я вас продержал эти полтора часа, если у вас стали возникать такие мысли. Полтора часа должны были подготовить вас к беседе – я, поймите правильно, не хотел получать в собеседники этакого… Джеймса Бонда.
Вошли в кабинет.
– О-чо… Хаяку! – скомандовал Черноризный секретарше.
– М-м, не знал, что в нашем Дуркенте можно набрести на такие места… от нахлынувшей роскоши Триярский чуть не задохнулся. Особенно поразил небольшой робот в виде японского монаха в позе лотоса.
– Жалкие остатки! Мы на грани разорения. Вы видели наши цеха.
– Руины.
– Руины! – обрадовался Черноризный. – Готов заявить это на самом высоком уровне: руины, руины и еще раз – руины. Запасы гелиотида истощены – да, да, хотя из этого, конечно, уже успели слепить
Государственную Тайну…
– А вы, как зам. по безопасности, ее, стало быть, охраняете.
– Я охраняю оставшиеся крохи гелиотида. Хотя, скажете вы – охраняй не охраняй: контракт с японцами подписан, американцы… американцы без всякого контракта здесь как дома. И ведь как только назовешь им реальную цену, сразу вспоминают демократию и права человека…
Уступишь немного в цене – ладно, говорят, с демократией можете пока не спешить, но чтобы такие-то права человека к завтрашнему дню – как штык. Снизишь еще цену – они еще пару прав сбавляют… В итоге – остатки (на любом уровне могу заявить: остатки) гелиотида идут за бесценок. Американцы, японцы… немцы вот приезжали. А ведь все – вся эта инфраструктура – русскими, русскими руками строилась!
Впорхнула кимоношная секретарша: чайничек, чашечки, печенья в виде гелиотидов.
– Спасибо, нет, – Триярский замахал, на случай, если секретарша окажется японкой.
– Да русская она, Мария. Четыре года в Японии на экономиста училась, вернулась: в одну фирму, в другую… Пришлось эту сакуру сюда пристроить – а то совсем бы зачахла… А от чая – зря отказываетесь.
Так на чем я остановился?
– На русских руках.
Черноризный углубился в чай, потом поставил чашку, кивнул:
– Сколько здесь нашего брата полегло! Хоть вторую Медной горы хозяйку пиши. Да и сейчас: сорок процентов завода – русские; завод разорится, что с ними делать прикажете?
Безутешно погрыз печенье.
– Вы, Руслан, надеюсь, русский человек?
– Бабушка – татарка, остальные вроде все русские, – сказал
Триярский, тихо ненавидя сам себя за эту барскую улыбку, с которой
Черноризный экзаменовал его на национальность.
– Ну, татарская бабушка только украшает русского человека… Все мы проистекаем из Евразии… Кстати, как вам эта сабля? Настоящая японская, можно использовать при сэппуку…
Провел ребром ладони по животу.
– Харакири? – уточнил Триярский.
Черноризный засмеялся. Захохотал и робот, мигая лампочками-зрачками:
– Харакири! Харакири-ва абунай-дес-йооооо…! Дамэ, дамэ, дамэ!
Черноризный взял саблю, покачал в ладонях:
– Не думайте, большая половина вещей в этом кабинете принадлежит лично мне, включая и эту саблю… Вы, наверное, хотите спросить, почему я с вами так искренен… и для чего вообще пригласил?
– И зачем подбросили эту нездоровую Изюмину…
Черноризный вздохнул:
– Зря вы так Ариадну Ивановну… Кандидат наук. Психолингвист. Ее кандидатская об измененных состояниях сознания под воздействием гелиотида до сих пор считается…
– Воздействие гелиотида на сознание?